Книга И.о. поместного чародея, страница 53 – Мария Заболотская

— А правда… — начал он опять, но я его перебила:

— Такого слова, чтоб упыри сами из склепов вылезли, выстроились и передохли в одночасье, нет!

— Да я не про то хотел спросить… — заныл Констан, но тут у меня так стрельнуло в ухе, что я остановилась как вкопанная, прижав к голове руку.

— Что такое? — с дрожью в голосе спросил мой помощник.

— Не знаю, — отозвалась я.

Боль в ухе была странная. Когда я повернула голову влево, она как будто стихла. Как только я попробовала покрутить башкой — боль снова вернулась, а самой острой она была, когда я обращала свое ухо в сторону полуразрушенной усыпальницы с входом в форме створок раковины.

Так вот, значит, как работают эти проклятущие поисковые импульсы!

— Оно там! — неслышно, онемевшими губами произнесла я.

Констан сбледнул и уставился на усыпальницу.

— Я чую его ухом, — мрачно сообщила я ему, честно исполняя свое обещание. — И какое, к дьяволу, энергетическое поле! Так стреляет, что глаза на лоб лезут!

Мы, не сговариваясь, опустились на четвереньки в лопухи и замерли. Что делать дальше, я не знала. Но никакая сила в мире не смогла бы меня заставить войти в этот склеп.

— А правда, — прошелестел Констан, чье лицо было белее мраморной статуи, за которой мы притаились, — что у магов есть такое слово, от которого нежить чародея не видит и не слышит, так что нипочем найти не может?

Нельзя было не признать — это было самое разумное, что я от него услышала за весь день.

Итак, прикрывшись экраном, который вроде бы должен был отвести упырю глаза (я, хоть убей, ничего не чувствовала, но надеялась, что все сработает, как и с формулой Вассера), мы на трясущихся ногах двинулись к склепу. Каждый шаг давался нам так тяжело, как будто мы шли по трясине. Констан больше не испытывал никакого желания говорить, а я не испытывала никакого желания его прибить. Мне было так страшно, как никогда в жизни.

Проклятое ухо все болело, просто взвыть хотелось, но я не помнила, как дезактивируется формула Вассера, и боялась, как бы не сделать хуже. Если у меня, к примеру, еще и нос будет закладывать на нечисть или глаз начнет дергаться — эдак я попросту рехнусь.

— Там что-то зашуршало! — прошептал Констан и замер.

— Не говори ерунды, — прошептала я в ответ и зажмурилась.

— Сейчас оно покажется! — тоненько пискнул он.

— Ну и чудесно, — выдавила я и заставила себя открыть глаза.

Не зря. Из приоткрытых створок раковины вдруг неслышно и грациозно вылетело нечто.

— Мама, — сказал Констан и окаменел, выпрямившись в полный рост.

Тварь была средних размеров — чуть больше жирного гуся. На вампира, как я себе его представляла, она походила мало, разве что перепончатыми, кожистыми крыльями. Тело ее было типично змеиным — гладкое, покрытое блестящей в лунном свете чешуей. Крылья крепились ближе к голове, получалось, что у этого создания имеется длинная, гибкая шея и сильный, толщиной с мужскую руку хвост метровой длины. Никаких лап, щупалец или чего-то подобного у него не было. Самая натуральная змея, только с крыльями.

— Что это? — шепнул Констан, который, как ни странно, пребывал в сознании.

— Черт его знает, — искренне ответила я, но на всякий случай присела, потянув Констана за собой.

А неизвестный магической науке гад вольготно парил над усыпальницей, неслышно взмахивая крыльями. Потом он стал совершать какие-то непонятные телодвижения — кувыркался в воздухе, зависал на мгновение, а потом камнем падал вниз, чтобы затем снова устремиться вверх стрелой. Но высоко он не поднимался, держался чуть выше двух человеческих ростов.

— Греется, стервь такая, — вдруг сообразил Констан. — Для него ж луна что для человека солнышко.

И мы как зачарованные наблюдали за ночными игрищами змееподобной твари. Неожиданно летун прекратил свои упражнения и замер, повернув голову в нашу сторону. Мы тоже замерли, покрываясь холодным потом.

— А он нас точно не заметит? — севшим голосом поинтересовался Констан.

— Сейчас узнаем, — ответила я и перестала дышать. Запоздало вспомнила, что вампиры вообще-то являются сами по себе неплохими магами и потому отвести глаза им невозможно.

Но летучий змей, немного подумав, отвернулся и медленно, с видимым удовольствием полетел прочь. Видимо, к полноценным вампирам он не относился.

«К реке», — поняла я и похолодела.

— Быстро за ним! — скомандовала я и вскочила на ноги.

…Ему было, конечно, хорошо — летишь себе, крыльями машешь. То ли дело я — проваливалась в ямы, застревала в зарослях малины, карабкалась по непонятным насыпям и вновь падала в ямы, болезненно прикладываясь то головой, то спиной к обломкам изваяний и склепов. Позади, тяжело сопя и охая, топал Констан, повторяя все мои падения и подъемы. Кладбище действительно было весьма обширно и заросло порядком, так что временами летучая змея пропадала из виду. Но недремлющее ухо безошибочно указывало мне направление.

Вскоре я заметила впереди просвет. Кладбище закончилось, плавно перейдя в пустырь, и бежать стало немного легче.

— Где оно? — прохрипел Констан.

Я завертела головой и почти сразу увидела цель, одновременно ухватившись рукой за многострадальное ухо. Тварь зависла над кустами, опустившись совсем низко, и что-то высматривала.

— Вон там, — ткнула я пальцем. — У обрыва.

— Какого обрыва? — не понял Констан.

— Ну, там река, крутой берег… Мне крестьяне говорили, мол, кладбище на берегу, на обрыве. Видишь — там небо вроде как светлее?.. Это река.

Констан выслушал меня с приоткрытым ртом, а потом спросил:

— А кто это там поет?

— Чего?! — удивилась я.

— Ну, поет кто-то. — Констан ткнул пальцем в сторону реки. — Сами послушайте!

Я помотала головой, пытаясь ослабить боль в ухе, которое от близости нечисти совсем взбесилось — то стреляло, то свистело, то разражалось непонятной дробью, в которой отдаленно угадывался гимн Эпфельредда. Тут я, к счастью, вспомнила наконец нужное заклинание и торопливо брякнула:

— De feigh, ess'ta querra!

И наконец-то смогла вздохнуть свободно, освободившись от назойливой боли. Чтобы я хоть раз еще воспользовалась этой формулой…

— Слышите теперь? — Констан требовательно тыкал пальцем вдаль. — Поют же!

И действительно. По меньшей мере два нетрезвых человека тянули бесконечный мотив чего-то уныло-народного. Я послушала чуток и как ошпаренная помчалась к кустам, надеясь на то, что защитный экран еще не прохудился.

За реденькими кустами и впрямь начинался обрыв, внизу у которого чернела вода. Река была неширокой, и я хорошо видела, что на противоположном пологом берегу двое мужиков, обнявшись, сидят у костра и горланят песню. Рядом с ними блестели в лунном свете две пустые бутылки.