Онлайн книга «Маруся. Гумилева»
— Да что творится? — Может, это тоже из-за меня? — Может, из-за тебя. — Ну не злись. — Ты знаешь, как мне некогда! Это была папина коронная фраза. Особенно часто она стала звучать после того, как он занялся проектом «Искусственное солнце» и практически перебрался за границу. Теперь его вообще невозможно было застать дома, он месяцами торчал то в Гонконге, то в Мехико, то на какой-нибудь станции «Беллинсгаузен» в Антарктиде. «Ты знаешь, как мне некогда!» Маруся отлично это знала! Еще папа любил повторять, что ему некогда поесть, поспать, некогда искупаться в море… И тем более некогда спасать свою никчемную дочь. — Знаю. — Почему я должен бросать все дела, отказываться от встречи и вызволять тебя из очередной фигни? — Ну не вызволяй. — Не вызволяй… В следующий раз так и сделаю. — Не сделаешь. Папа замолчал, и Маруся стала смотреть в окно. Пыль. Зной. Солнце палило так сильно — может быть, датчик температуры и не врет? Настроение резко испортилось, стало грустно. Отчего-то жара вызывала мысли о маме. Возможно, потому что самое яркое воспоминание о ней было связано с пустыней. Тогда они всей семьей ездили в Сахару, и Маруся даже запомнила обрывки спора родителей. Папа ругался, что такая жара не самое полезное для ребенка, а мама говорила, что тысячи детей рождаются и живут в подобных условиях и ничего… Наверное, плохо, что в памяти осталась только родительская ссора и это страшное пекло. Маму Маруся почти не помнила. Иногда всплывали какие-то невнятные образы, но чаще ощущения, вроде маминого смеха или ласковых прикосновений. Например, как она гладила разгоряченный Марусин лоб прохладной рукой. Даже ее лицо было не памятью, а какой-то проекцией фотографий, висевших в их доме. Маму звали Ева, она считалась очень красивой и странной женщиной. Судя по рассказам, больше всего на свете она любила работу. Маму, настоящего ученого, помешанного на исследованиях, невозможно было застать дома. Поездки, экспедиции… Во время одной такой экспедиции она и пропала. И хотя папа никогда не говорил об этом вслух, Маруся знала, что он все еще ищет ее. — А что ты думаешь насчет летней практики? Июнь-июль ты прогуляла… Маруся отвернулась от окна и прикрыла глаза рукой. От яркого света они немного побаливали и слезились. — Я отдыхала. — Практику это не отменяет. Надо было как-то очень быстро и ненавязчиво увести разговор в сторону… — На самом деле ты злишься на машину, но так как она не может тебе ответить, ты переносишь свою злость на меня. — Да что ты говоришь? — Но ведь это так? — А может быть, на самом деле я злюсь на тебя, но, так как ты моя дочь, я переношу свою злость на машину, хотя она совершенно не виновата в том, что мне пришлось срывать… — Пап! — Что «пап»? — Ты уже сто раз намекнул на то, как сорвал встречу, и как тебе страшно некогда, и как я всегда все делаю невовремя… — Не нравится про это говорить? — Нет! — Хорошо, — папа открыл окошко и закурил, — сменим тему. Поговорим, например, про твою летнюю практику. Маруся опустила кресло и отъехала как можно дальше назад, чтобы папа вообще ее не видел, но вопрос остался висеть в воздухе в виде напряженной паузы, которую надо было заполнить каким-то внятным ответом. — А если я вообще не буду ее проходить? — Ты хочешь поступить в институт? — Нет. Папа резко затормозил на повороте. — Так и будешь всю жизнь гонять на машине? — Ты сам этого хотел. — Ну хорошо, это была моя ошибка, но помимо уроков вождения я давал тебе еще кучу всего! Или ты решила сделать гонки своей профессией? — Например. — Может, таксистом будешь работать? — Очень может быть. — Отличная профессия для дочери миллиардера… И где это написано, что дочери миллиардеров не могут быть таксистами? Машина въехала во двор и остановилась у подъезда. Жуткий беспорядок — это то, что ни в коем случае нельзя показывать рассерженному отцу, поэтому Маруся сразу прикрыла за собой дверь в комнату и стала метеором носиться, рассовывая вещи по ящикам. Некоторые считают, что ящики нужны для того, чтобы аккуратно раскладывать в них маечки и носочки, но каждый ребенок знает, что это всего лишь ширма, за которой можно спрятать мировой хаос, создав иллюзию порядка. К счастью, папа был человеком воспитанным, поэтому никогда не заходил в комнату без стука, а если и стучал, Маруся всегда могла крикнуть что-то вроде «я переодеваюсь» и зависнуть в комнате еще на двадцать минут. Но через двадцать минут дверь пришлось открыть. — И что ты делала? — Переодевалась. — Не заметно… — Я перепробовала все вещи, и оказалось, что это самое подходящее. — Купальник под майкой? — А что? — Почему ты вообще в купальнике? — Ну я же купалась… — Где? В самолете? — В море. Просто не успела переодеться. — Как можно не успеть снять купальник? — Да что ты к нему привязался? Папа пожал плечами и прошел в комнату. Почему-то его взгляд сразу же остановился на носке, предательски торчащем из нижнего ящика письменного стола. — Ты хоть видела письмо из школы? — Какое письмо? — С распределением на практику. — Не-ет. — Ну, неудивительно. Как ты могла его увидеть на дне мусорной корзины? — Зачем ты роешься на дне мусорной корзины? — А где еще я могу найти письма из школы? Вести словесную перепалку с папой то еще испытание.. — Наверное, я случайно выбросила… — Не сомневаюсь. — Ну и что там написано? — Я не читал, оно же тебе адресовано. Все-таки папа был очень воспитанным человеком. Он протянул Марусе конверт и встал в выжидающую позу, скрестив руки на груди. Иными словами, приготовился слушать. Маруся обреченно вскрыла конверт и пробежалась глазами по верхним строчкам. — Научный лагерь в Нижнем Новгороде. Зеленый город, международные конференции, лекции известных ученых… — начала читать она унылым голосом, словно это было известие о преждевременной и скоропостижной кончине стовосьмидесятилетней троюродной прабабушки в Венесуэле. Научный лагерь — десять баллов по десятибалльной шкале скучности. Однако папа выглядел довольным. |