Книга Кораблекрушение у острова Надежды, страница 26 – Константин Бадигин

Лучков согласился с предложением меховщика. Опрокинув на прощанье стаканчик можжевеловой водки, он пожал руки англичанам и вышел на улицу.

Было светло как днем. Солнце освещало башни и стены новой крепости. Архангельский монастырь, десятка два домишек в посаде и одинокую пристань, возле которой стояли высокобортный английский парусник и два или три небольших русских судна. Неподалеку от перевоза стояла на якорях лодья с петушиной головой, на которой прибыл из Вологды Богдан Лучков.

Широкая река была пустынна. В тишине отчетливо слышались всплески игравшей рыбы.

* * *

Через три дня за морские кочи были заплачены деньги, и приказчик Лучков, накупив разных припасов, необходимых для плавания, отправил их на Никольское устье, туда, где стояли кочи. Однако многих товаров в Архангельске не оказалось, и Лучков послал в Холмогоры Алешку Демичева.

— Ежели увидишь знакомого морехода, зови к нам на кочи, да смотри, много не болтай, — сказал на прощанье Лучков. — Задаток дай, ежели что.

Прихватив из Архангельска двух случившихся мореходов, он вместе с Фомкой выехал на карбасе к Никольскому монастырю.

Алешка Демичев, позвякивая в сумке полученными деньгами, отправился тоже на карбасе в Холмогоры. Сухопутной дороги в летнее время еще не было.

Приехав в родной город, встретившись с отцом, матерью, братьями и сестрами, мореход Демичев, как водится, отправился в харчевню себя показать и увидеть товарищей по плаванию.

Где, как не в харчевне, можно было встретить знакомого морехода.

День был праздничный, весело трезвонили церковные колокола. Люди толкались на набережной в нарядных одеждах. Красивые девки в жемчужных украшениях и вышитых рубахах оглядывались на Алешку Демичева. Но Алешка жениться не собирался.

В харчевне было весело и шумно. Демичев сразу заметил своих прежних дружков.

— Сегодня я угощаю, подходи, ребята, — приглашал он, усаживаясь на лавку за тяжелый деревянный стол.

Хозяин принес крепкой пенистой браги. Выпили по одной, по другой глиняной чаше размером с человеческую голову. Стало еще веселее. Друзья вспоминали морские тяжелые походы, торосистые льды, в которых они вместе промышляли зверя. После третьей чаши Демичев сказал, заплетаясь языком:

— Иди ко мне, ребята, на кочи, всех возьму и задаток дам.

Мореходы с удивлением посмотрели на Алешку:

— Ты что, кормщик, что ли?

— Кормщик не кормщик, а около того. Пойдете со мной?

— Вот чо, Алексей, — сказал стройный голубоглазый великан. — Нам знать надобно, куда и зачем кочи идут: либо зверя промышлять, либо за рыбой, а то и просто под товаром в иное место. И кормщик что за человек, знамый или незнамый, не со всяким пойдешь. Жизнь потерять в Студеном море куда как просто.

Хмельная бражка закружила голову Алешке Демичеву. Забыл он строгие предостережения приказчика и распустил язык.

— Мы два коча купили, в Никольском устье стоят. Кочи большие, морского хода. На тех кочах аглицкие купцы пойдут за Обь-реку соболей брать и другой меховой товар. И хотят аглицкие купцы в Мангазее удобное становище искать и амбары да избы ставить.

— Может, аглицкие кормщики на кочах пойдут, — сказал кто-то, — тогда нам не с руки: во льдах они дороги не сыщут, себя и нас загубят.

— А царь-батюшка наш как посмотрит, ежели англичане амбары начнут ставить? За такие дела в приказной избе нашему брату шкуру до ног спустят.

— Нам царский воевода дозволил, — бахвалился Алешка, — и сам царь про то знает. Однако мы все дело в тайности совершим. И мореходам платим за тайность вдвое против других купцов, и харчи лучше, — говорил он. — А кормщиками кто пойдет, не знаю, однако наши пойдут, двинские. Приезжайте к Никольскому монастырю, там у пристанища кочи стоят. Там все как есть приказчик Богдан Лучков растолкует.

Мореходы зашумели, стали спорить.

— Ежели против наших купцов вдвое платят, можно и покрутиться, — говорили одни, — приказным не прознать.

— Особенно если наши кормщики, холмогорские, пойдут. Своих-то мы знаем, в обиду не дадут.

— Прознают приказные — на чепи в погребе насидишься, не могли царские воеводы воровское дело дозволить. Я на такое дело не пойду! — крикнул Митрий Зюзя, человек строгановского приказчика Максима Плотникова.

— Не без греха дело, — поддакнул еще один, — расчету нет аглицким купцам на Обь-реку дорогу показывать…

— В чем дело, ребята, — подошел хозяин харчевни, худенький, юркий старичок, — о чем разговор?

Мореходы замолчали: все знали, что Иван Титов крестный отец старшей дочери приказного дьяка и водит с ним крепкую дружбу.

— Эх, Иван Петрович, — еле выговаривая слова, сказал Алешка Демичев, — дай-ка нам еще браги по чаше… Ох, и сильна твоя брага, и в Москве такой не сыскать… Вы не сумлевайтесь, братцы, — он вынул несколько серебряных копеек и подбросил их на ладони, — вот они, денежки.

Мореходы выпили, еще поспорили немного и стали расходиться. Алешку Демичева повели домой под руки.

Митрий Зюзя, раздумывая, медленно шел по улице. Разговор в харчевне был ему не по душе, и он решил об услышанном рассказать строгановскому приказчику Максиму Плотникову.

Дом строгановского приказчика в Холмогорах был одним из самых приметных и богатых в посаде и стоял возле соборной церкви. Обязанности приказчика были велики. Плотникову «приказаны» все дела купцов Строгановых, вершившиеся в Холмогорах и во всем Поморье. Он нанимал судовщиков, грузчиков, хранил в амбарах привезенные из разных мест товары. Заключал сделки с русскими и иноземными купцами. Покупал и продавал меховой товар. Когда Строгановы заказывали у корабельных мастеров новые лодьи и кочи, Максим Плотников покупал необходимый для постройки лес и следил за мастерами, снаряжал в плавание мореходов. Словом, холмогорский приказчик был наделен доверием, большими правами и обязанностями. На нем лежало еще одно немаловажное дело. Максим Плотников должен был наблюдать за всеми делами английских купцов и, если замечал что-либо недозволенное, не предусмотренное законом или обычаем, должен был немедленно доносить своему хозяину в Сольвычегодск.

Приказчик был грамотен, читал книги и не забывал себя. Немало строгановских денег прилипло к его рукам.

Когда Митрий Зюзя вошел в дом, семья Плотниковых ужинала. Хозяйка поставила на стол деревянную миску жидкой пшенной каши с кусками свинины. Семейство было большое — двенадцать сыновей и две дочери. Старшая дочь на выданье, а самому младшему сынишке едва исполнилось два года.

Плотниковы дружно насыщались, только ложки мелькали в руках.

— Хлеб да соль, Максим Тимофеевич!

— Садись, Митрий, с нами, — кивнул хозяин на лавку. — Подай ему ложку, Матрена, а вы, мелкота, подвиньтесь.