Онлайн книга «Трон из костей дракона»
Все за рекой было темным и сырым, там царили вечные сумерки. Все-таки это был вечер, потому что холмы эхом откликались на неутомимую песнь соловья. Все там было застывшим и неизменным. Он кинул взгляд поверх плещущейся реки и увидел призрачную фигуру, стоящую у воды на дальнем берегу. Это была женщина в причудливом сером одеянии, лицо ее скрывали длинные прямые волосы. Женщина стояла, прижимая что-то к груди. Когда она подняла глаза, он увидел, что женщина плачет. Он, казалось, знал ее. — Кто ты? — крикнул он. Слова, едва сорвавшись с его губ, растаяли, заглушенные влажным шипением реки. Темные глаза женщины впились в него, как бы вспоминая каждую черточку. Наконец она заговорила. — Сеоман. — Ее голос доносился издалека и звучал слабо и глухо. — Почему ты не пришел ко мне, сын мой? Ветер печален и холоден. Я ждала так долго! — Мама? — Неожиданно Саймон почувствовал страшный, леденящий холод. Повсюду тихо плескалась вода. Женщина снова заговорила. — Мы долго не встречались, о мое прекрасное дитя… Почему же ты не пришел и не осушил слезы матери? Ветер несет холод, но река так тепла и ласкова! Иди… Разве ты не перейдешь ко мне?.. — Она протянула руки, черные глаза ее были печальны, на губах застыла нежная улыбка. Саймон двинулся вперед, к своей потерянной матери, которая звала его к себе, пошел по мягкому берегу смеющейся темной реки. Она протянула руки к нему… к своему сыну… И тогда Саймон увидел: то, что она держала в руках, было маленькой куклой, сплетенной из камышей и травы. Но кукла почернела и сморщилась, листья скрутились на стеблях, и Саймон внезапно понял, что ничто живое не может пересечь эту реку — границу с сумеречной страной. Он остановился у края воды и посмотрел вниз. А там, в чернильно-черной воде, возникло странное светлое пятно, и оно медленно поднималось к поверхности. Вскоре Саймон смог различить три стройные светящиеся фигуры. Плеск реки превратился в печальную, мучительно неземную музыку. Бурные волны скрывали истинные размеры фигур, но ему казалось, что стоит только захотеть, и можно будет достать их рукой… — Сеоман! — снова позвала мать. Она медленно удалялась от него, как будто ее серая страна уносила ее прочь в бесконечном потоке, прочь от него. Она простирала к нему руки, а затихающий голос был воплощением трепещущего одиночества, стремления холода к теплу и темноты к свету. — Саймон! Саймон! — Это был вопль отчаяния. Он сел, озираясь, чувствуя под ногами мокрую траву, а под рукой камень древнего памятника. — Саймон! — Крик стал еле слышным шепотом в ночи. Это действительно была фигура в сером, крошечная дрожащая фигурка, позвавшая его с мглистого кладбища, которое он пересек. Ее нелегко было различить под покровом тумана, спустившегося на кладбище, но Саймон почувствовал, что сердце его вот-вот разорвется в груди. Он побежал по холмам, побежал так, как будто сам дьявол гонится за ним, протягивая руки. Темный силуэт Тистеборга поднимался на горизонте, тут и там на пути его вставали холмы, а Саймон все бежал и бежал. Когда сердце его готово было уже выскочить из груди, юноша позволил себе перейти на быструю ходьбу. Он не мог бы бежать дальше, даже если бы сам дьявол настигал его — мешала хромота, усталость и неправдоподобный голод. Страх и растерянность волочились за ним, как ядро каторжника; сон не принес ему новых сил, юноша был очень напуган и чувствовал себя совсем разбитым. Он брел вперед, ориентируясь по оставленному позади замку, и ощущал, как воспоминания о счастливых временах уходят, унося с собой все, кроме тончайших связей, еще соединяющих его с миром солнца, порядка и безопасности. Что я чувствовал, лежа в тишине на душистом сеновале? В голове не осталось ничего, кроме бесчисленных слов. Я любил замок? Спал ли я там, бегал ли, ел, говорил?.. Не думаю. Думаю, что всегда шагал по этим холмам под этой луной — мертвенное белое лицо — шагал и шагал, несчастный, одинокий дух, шагал и шагал… Нежный отблеск огня на вершине холма остановил его мрачные размышления. Уже некоторое время он поднимался по склону и почти достиг основания темного Тистеборга; лес у подножия холма был мантией непроницаемого мрака по сравнению с темной громадой Тистеборга. Теперь на самой вершине холма горел огонь, утверждая жизнь среди веков холода, сырости и смерти. Он перешел на медленный бег, это было все, на что он был способен в своем нынешнем состоянии. Может быть, это костер пастухов, веселый огонек, согревающий вынужденных ночевать под открытым небом? Может быть, у них есть еда? Баранья нога и буханка хлеба?.. Он согнулся, схватившись за живот. Все его внутренности корчились в судорогах при мысли о еде. Как давно он ел? Только последний ужин в замке? Удивительно! Даже если у них нет еды, там можно будет услышать человеческие голоса, согреться у огня… огня… Воспоминания о ненасытных языках пламени промелькнули в его мозгу, вызвав озноб от холода другого рода. Юноша карабкался, с трудом продираясь сквозь заросли кустарников и молодую древесную поросль. Подножие Тистеборга окутывал густой туман, и холм казался островом, плывущим по паутинно-серому морю. У самой вершины красным рельефом вставали грубые очертания Камней гнева. Камни и камни. Еще камни. Что говорил Моргенс об этой ночи — если это все та же луна и все та же темнота, укачивающая туманные звезды, — как он назвал ее? Ночь камней. Как будто это сами камни веселятся. Как будто, пока внизу спит за наглухо закрытыми ставнями старый Эрчестер, камни устраивают свой собственный праздник. В усталом мозгу Саймона появились жутковатые образы кланяющихся и танцующих камней. Глупый, подумал он. Твои мысли блуждают, да это и не удивительно! Ты нуждаешься в еде и сне: иначе ты в самом деле сойдешь с ума, что бы это ни значило — вечно сердитый? испуганный ничем? Он видел безумную женщину на площади Битв — но она просто сжимала в руках кучу тряпья и баюкала ее, крича как чайка. Безумный под луной. Безумный простак. Он достиг последней группы деревьев, окружавших вершину холма. Воздух, казалось, застыл в ожидании. Саймон почувствовал, что его волосы встают дыбом. Внезапно он понял, что лучше подойти бесшумно и посмотреть на этих ночных пастухов, а не выскакивать из зарослей с шумом и треском, подобно разъяренному медведю. Он подобрался поближе к свету, укрываясь за переплетенными ветвями поваленного ветром дуба. Прямо над ним возвышались Камни гнева, образуя концентрические круги изломанных колонн. Он увидел группу закутанных в плащи людей, стоящих у самого огня, разожженного в центре каменной площадки. Что-то в их позах казалось напряженным, застывшим, как будто они ждали чего-то неизбежного, но не обязательно желанного. На северо-востоке, за камнями, шапка Тистеборга сужалась. Трава и вереск плотно приникали к земле, покидая пятно света ближе к северному склону горы. |