Онлайн книга «Мой личный врач»
|
Утверждение Полины, что домоправительница влюблена в Антона Зиновьевича, показалось моей подопечной просто смехотворным. – Лиза, голубушка! Это полнейшая чепуха! Полина – известная фантазерка и выдумщица. У нее богатое воображение, и она обожает всякие романтические истории. Вы можете себе представить, она однажды, когда мы с ней еще работали в школе, придумала историю, что в меня (а мне тогда уже под сорок было) смертельно влюблен один десятиклассник, который якобы даже пытался покончить с собой из-за несчастной любви. Ну не бред ли? «Может и бред, а может, и нет, – подумала я, – старушка и сейчас очень даже ничего выглядит. А лет двадцать пять тому назад она явно была очень хороша собой, да к тому же одухотворена, артистична, изысканна, игрива… Так что все может быть, впрочем, как и то, что Агнесса могла влюбиться в ее сына». Но о своих соображениях по этому поводу я решила не говорить. Вечером после ужина в комнату к Вере Дмитриевне заявилась команда «аниматоров» в лице Анюты и Ксаны, желающих развлечь мнимую больную игрой в подкидного дурака. Воспользовавшись этим, я, прихватив с собой мобильник и гостинцы для собак, отправилась в сад, надеясь в одиночестве полюбоваться на пруд с лилиями, а заодно позвонить Милочке, дабы разрядить обстановку. Однако уединения с природой у меня не получилось. Подходя к беседке, я обнаружила в ней Антона Зиновьевича, который сидел на скамейке с айфоном в руке и просматривал на дисплее какую-то информацию. Я хотела тихо ретироваться, но он меня заметил. – Елизавета Петровна, я вообще-то не кусаюсь. – Я знаю, просто не хотела вам мешать. Антон Зиновьевич убрал чудо современной техники в карман рубашки. – А вы и не мешаете. И потом, мне интересно пообщаться с таким неординарным представителем вездесущего племени папарацци. Он надо мной явно подтрунивал, но вполне добродушно. И я подумала: почему бы не воспользоваться ситуацией и не вытащить из него кое-какую интересующую меня информацию. – Хорошо, давайте общаться, – я села напротив него на гладкую деревянную скамью и засунула руки в карманы своей медицинской робы. Он хмыкнул. – Можно вам задать вопрос? – Конечно. – Почему вы не замужем? Вопрос получился на засыпку. А действительно, почему я не замужем? Может быть, потому, что юное брожение половых гормонов было у меня в свое время подавлено работой, учебой в институте, недосыпом и ответственностью за Милочку, которую я была обязана поставить на ноги? А потом опять работа, семья Милочки, которая, по сути, заменила мою собственную, увлечение фотографией, требовавшее прорву времени, абсолютная идиосинкразия ко всяким тусовкам и дискотекам, родное хирургическое отделение, где за долгие годы совместной работы все уже сблизились и стали как бы родственниками. Нет, конечно, были и у меня романы. Первый из них случился, когда я была еще интерном. Героем его оказался тридцатипятилетний доктор наук из Тартуского университета, который приехал в Москву на международный симпозиум и загремел к нам в больничку с гнойным аппендицитом. Мы с папой Сашей его успешно прооперировали, а потом, когда он через неделю после операции полностью пришел в себя, между нами словно пробежал электрический ток, и начался сумасшедший роман. Герой моего романа был умен, обаятелен, остроумен, и единственным его недостатком была мама-эстонка, которая готова была трупом лечь, но не допустить, чтобы ее драгоценный Ивар женился на русской девчонке, которая не умеет правильно держать ножик для сыра. А потом я влюбилась в Геннадия Игнатьевича Дмитриева, врача из отделения интенсивной терапии нашей больницы, красивого худощавого мужчину с узким породистым лицом и бородкой а-ля Чехов. Он был классный специалист и чудесный человек, которого обожали и пациенты, и сотрудники. Но у него, к моему несчастью, была жена – маленькая, полненькая, курносая тетка с круглыми, как у мышонка, быстрыми карими глазками. Внешностью и талантами она не блистала, но обожала своего мужа и все свои чувства вкладывала в готовку. А готовила она потрясающе. Таких вкусных пирогов, какие она пекла, я, честно говоря, никогда больше не ела (даже у Люси-Люсьенды). И как сказала моя разумная подруга Верочка: брось по нему страдать, от таких пирогов не уходят. И она, как всегда, была права. Наш роман постепенно потух, мы остались хорошими друзьями, а счастливый «мышонок» по-прежнему баловал отделение интенсивной терапии вкусностями, и нам, из хирургии, тоже кое-что перепадало… Ну, так и что мне ответить? Изобразить из себя оскорбленную невинность и сказать, что на подобные вопросы благовоспитанные девицы не отвечают? Я вздохнула и пожала плечами: – Видимо, карта не так легла. Антон Зиновьевич усмехнулся. – Вы фаталистка? – Нет, я скорее агностик. – То есть? – Я восхищаюсь грандиозностью мироздания, преклоняюсь перед величием и непознаваемостью Замысла и стараюсь ненароком не наступить на бабочку. – Чтобы не грянул гром? – Совершенно верно. – Понятно, – усмехнулся господин Шадрин, – почитывали в детстве Брэдбери? – Почитывала. – И я почитывал, плюс Айзек Азимов, Станислав Лем, Артур Кларк, Шекли, Саймак, Гаррисон, Стругацкие, Ефремов э сетера… «Солярис» Тарковского несколько раз смотрел… – Тем же самым «джентльменским набором» могу и я похвастаться. – Странно. Ведь вы значительно моложе меня. И, насколько я знаю, ваше поколение отвергло научную фантастику и стало потреблять фэнтэзи. Толкиен там и прочее… – Нет, это не мое поколение, это, видимо, следующее. А у нас дома была вполне приличная библиотека, в том числе и знаменитая серия современной фантастики издательства «Молодая гвардия»… Так что читать было что… Антон Зиновьевич откинулся на спинку скамьи и в упор посмотрел на меня. Взгляд я выдержала, но щеки у меня, кажется, загорелись. – А врачом вы стали из соображений гуманности и любви к человечеству? – Да нет. Скорее из-за семейной традиции и некоторой генетической предрасположенности. – Но почему хирургом, а не психотерапевтом? – Наверное, потому, что у меня и отец, и дед были хирургами. – И как я понимаю, за свой тяжелый труд вы получаете в разы меньше, чем доктор Лисовский. – Естественно, ведь я же бюджетница. – Вы бы не хотели с ним поменяться ролями? – Нет. У нас с ним слишком разная целевая ориентация: его дело – рубить бабло, а моя задача – ухватить за руку тетку с косой… И вообще, мы с ним от разных епархий: он – бизнесмен, а я – лекарь. – Надеюсь, взятки-то вы берете? – К сожалению, нет. – Из-за высоких моральных принципов? – Нет, не поэтому. Меня дед учил: если хирург кладет к себе в карман деньги, взятые от пациентов за операцию, у него в конце концов начнут дрожать пальцы, а это чревато тем, что можно потерять профессию. Такое вот суеверие. |