
Онлайн книга «Тени предков»
– Bonjour, m'sieur! Господин кюре у себя в кабинете. – Благодарю вас, – сказал его светлость, прошел следом за ней по коридорчику и на мгновение остановился на пороге кабинета, держа в руке треуголку. Кюре учтиво приподнялся. – Мосье? – Эйвон улыбнулся, и кюре быстро подошел к нему. – Eh, mon fils! Эйвон пожал ему руку. – Моя воспитанница, отче? Кюре просиял. – Бедняжечка! Да, сын мой, она у меня. Эйвон еле слышно вздохнул. – Вы сняли с моей души бремя… почти невыносимое, – сказал он. Кюре улыбнулся. – Сын мой, еще немного, и, думается, я нарушил бы свое обещание ей и написал бы вам. Она страдает, так страдает! А этот злодей? Сен-Вир? – Мертв, mon риrе. Застрелился. Де Бопре осенил себя крестным знамением. – Сам, сын мой? – Но не без моего содействия, – поклонился его светлость. – И я приехал… за мадемуазель де Сен-Вир. – Это правда так? – с тревогой в голосе спросил де Бопре. – Вы уверены, герцог? – Уверен. Весь Париж знает. О чем я позаботился. Де Бопре схватил его руки и крепко пожал. – Мосье, значит, вы привезли счастье бедной девочке. Господь многое простит вам за вашу доброту к ней. Она мне столько рассказывала! – Он ласково улыбнулся. – Вижу, у меня нет причин сожалеть о моем союзе… с Сатаной. Вы подарили ей жизнь, и даже больше. – Отец мой, не советую вам верить всему, что рассказывает обо мне моя малютка, – сухо сказал Эйвон. – Она сочла нужным вознести меня на пьедестал, на котором мне сидится очень неловко. Де Бопре открыл дверь. – Нет, сын мой, она знает, какую жизнь вел «монсеньор», – сказал он, – А теперь идемте к ней. – Он проводил герцога в маленькую солнечную гостиную в глубине дома, на пороге произнес радостным тоном: – Petite, я привез к тебе гостя, – посторонился, пропуская Эйвона, а сам тихонько вышел и еще тише притворил за собой дверь. – Поистине Бог милосерд! – произнес он с глубокой верой и вернулся к себе в кабинет. Леони сидела в гостиной у окна с книгой на коленях и, так как она тихо плакала, не сразу повернула голову. Послышались легкие, уверенные шаги, и любимый голос проговорил: – Mа fille, что все это значит? Она вскочила с кресла и вскрикнула от радости и изумления. – Монсеньор! – Она упала перед ним на колени, смеясь и плача, прижимая его руку к губам. – Вы приехали! Вы приехали ко мне! Он нагнулся над ней, поглаживая ее кудри. – Но разве я не говорил, mа fille, потерять меня тебе будет не так-то просто? Тебе следовало больше мне доверять, дитя. Тебе вовсе незачем было убегать. Она встала и судорожно сглотнула. – Монсеньор, я… я знаю! Я не могла… вы не понимаете! Нельзя было, моисеньор… Ах, монсеньор, зачем вы приехали? – Чтобы отвезти тебя домой, малютка. Зачем бы еще? Она замотала головой. – Ни за что! Ни за что! Я н-не м-могу. Я ведь знаю, что… – Сядь, дитя. Я столько должен рассказать тебе. Плачешь, mа mie? – Он поднес к губам ее ручку, и его голос стал очень нежным. – Тебе не из-за чего горевать, mignonne [176] , клянусь! – Он усадил ее на кушетку и сел рядом, не выпуская ее руки. – Дитя, ты не побочная дочь и даже не дочь крестьян. Ты, как я знал с самого начала, Леони де Сен-Вир, законная дочь графа и его супруги Мари де Лепинас. Леони растерянно заморгала. – М-монсеньор? – еле выговорила она. – Да, дитя мое, их дочь, – ответил граф и коротко рассказал ей историю ее рождения. Она смотрела на него округлившимися глазами, полураскрыв губы, а когда он умолк, долгую минуту не могла выговорить ни слова. – Так… так, значит… я благородного рода! – прошептала она наконец. – Я… но это правда, монсеньор? Это правда? – Иначе я не сказал бы тебе этого. Она вскочила, раскрасневшись от волнения. – Я благородного происхождения! Я… я мадемуазель де Сен-Вир! И я… я могу вернуться в Париж! Монсеньор, я сейчас расплачусь! – Умоляю тебя, удержись, mа fille! Побереги слезы для того, о чем я расскажу тебе теперь. Она оборвала свой ликующий танец и с тревогой посмотрела на герцога. – Я должен сообщить тебе, малютка, что твой отец скончался. Щеки у нее вновь порозовели. – Vraiment? – спросила она с интересом. – Вы его убили, монсеньор? – Глубоко сожалею, дитя, но я его не убивал. Только подтолкнул его убить себя. Она вернулась к кушетке и села. – Но расскажите же! – потребовала она. – Пожалуйста, побыстрее расскажите, монсеньор! Когда он себя убил? – Во вторник, дитя. На суаре мадам Дюдеффан. – Tiens! – Она сохранила полное равнодушие. – Но почему, enfin? – Я счел, что земля носила его слишком долго, – ответил Эйвон. – Это вы! Вы! – торжествуя, воскликнула она. – Вы хотели, чтобы он умер в тот вечер! – Да, дитя. – А Руперт был там? И леди Фанни? Как, наверное, Руперт был рад! – Умеренно, дитя мое. Он не выразил и сотой доли кощунственного восторга, который, по-видимому, испытываешь ты. Она вложила руку в его пальцы и доверчиво ему улыбнулась. – Монсеньор, он был свиным отродьем. А теперь расскажите, как все произошло. Кто еще там был? – Мы все, крошка, даже мосье Марлинг и милорд Меривейл. Ну а что до остальных, то Конде, супруги де ла Рок, Эгильоны, Сен-Виры, включая Армана, Лавулер, д'Анво, ну, словом, дитя, весь свет. – А леди Фанни и остальные знали, что вы убьете свиное отродье? – Малютка, прошу, не тверди направо и налево, что я его убил. – Хорошо, монсеньор. Но они знали? – Знали, что я намерен был нанести удар в этот вечер. И все были полны жаждой крови. – Vraiment? Даже монсеньор Марлинг? – Даже он, – кивнул Эйвон. – Видишь ли, mа fille, они все тебя любят. Она порозовела. – О!.. А какой на вас был костюм, монсеньор? – Вот он, женский ум, – прожурчал герцог. – Золотой. С изумрудами. – Ага! Ужасно красивый наряд. Ну а дальше, монсеньор? – Руперт и Хью встали у дверей, – сказал его светлость, – а Меривейл занял Сен-Вира светским разговором. Леди Фанни сидела с твоей матушкой. И я поведал всем твою историю, дитя. И только. – Voyons! – воскликнула она. – Это же начало. А что было дальше? |