Онлайн книга «Новый русский попугай»
|
— Правильное решение! — одобрил Леня. — Телефончик для связи оставь на всякий пожарный… Стас посмотрел ему в глаза и не посмел отказать. Позвонил Ухо и сообщил, что объявился Комар, слезно благодарил за машину и умолял сделать поскорее, потому что у него якобы есть на нее уже покупатель. — Спросил я у него, кто такие те ребята, что битый автобус ему отдали, так он даже с лица сбледнул, до того их боится, — посмеиваясь, сообщил Ухо. — Говорит, что главный у них некий Шершень, я про него слышал раньше, но ничего обнадеживающего. Надо бы от него подальше держаться, скверный тип, слову своему не хозяин — скажет одно и тут же все по-другому повернет. Оттого Комар и торопится с машиной, боится, как бы эти не передумали… — Что, Шершень этот, — авторитетный, при деньгах? — спросил Маркиз, держа в голове мысль о дорогущей марке. — В принципе да, — осторожно ответил Ухо, — то есть Комару-то и тыща баксов большие деньги. Шершень, конечно, птица более высокого полета, однако, понятно, не олигарх. Сейчас жутко злой, его ребята тоже землю носом роют, какого-то старого козла ищут. А когда найдут, мало ему не покажется. — Кого ищут? — насторожился Леня. — Старика, говоришь? — У них во время той аварии старикан сбежал. Кто такой — Комар не знает… «Зато я, кажется, знаю, — подумал Маркиз, — ай да старичок Прохор Петрович! Силен, сумел от профессионалов сбежать. Впрочем, какие же они профессионалы, если позволили себя усыпить, как белых лабораторных мышей!» — Слыхала? — спросил он попугаиху Марусю, высунувшую любопытный клюв из клетки. — Вот бы с твоим хозяином побеседовать, много интересного узнали бы! С виду такой приличный старичок — опера там, Верди-Пуччини, а сам… — Вер-рди, Вер-рди! Тр-равиата! — заорала попугаиха. — Сопр-рано! Колор-ратура! — Ну вот, опять ты за свое, — расстроился Леня, — хоть бы что полезное сказала. — Пр-ремьер-ра! Пар-ртер-р! Галер-рка! Контр-рамарка! Р-римма Бор-рисовна! — Постой-постой, — заинтересовалась появившаяся Лола, — говоришь, Римма Борисовна? — Шедевр-р! — подтвердила Маруся. — Ну надо же, как я раньше-то не догадалась! — обрадовалась Лола. — Ну конечно же, Римма Борисовна! — Ты, случаем, не рехнулась? — осведомился Маркиз. — От попугая заразилась… — Попугай, к твоему сведению, совершенно нормальный! — рассердилась Лола. — А сумасшествие незаразно, это врожденное, как и клинический дебилизм! У некоторых встречается… не будем, конечно, указывать пальцами… Леня слишком хорошо знал свою боевую подругу, чтобы обижаться на ее слова, сказанные не всерьез, а мимолетом, — просто Лолка, как любая женщина, всегда норовит оставить за собой последнее слово. И еще он понял, что спорит Лола не просто так — имеется у нее в мыслях кое-что полезное. — Ладно, — миролюбиво сказал он, — рассказывай про Римму Борисовну. Откуда ты ее знаешь? — Римма Борисовна! — Лола закатила глаза. — Это такая женщина… не описать! Она связана с театром… — Что, самая главная чиновница в управлении культуры? — Бери выше! — Что, неужели в Министерстве культуры? Откуда у тебя такие знакомства? — Еще выше! Она билеты распространяет! — Ну, сказала… — протянул Леня, — это раньше, во времена всеобщего дефицита, ее должность хлебная была, а теперь все в деньги упирается — заплати хоть вдесятеро, и любые билеты будут! Еще и на дом принесут за отдельную доплату… — Ох, Ленька, — Лола не стала издеваться и презрительно морщиться, — ну какой же ты… Настоящих-то театралов с деньгами очень мало. А хороший спектакль поглядеть хочется… Вот Римма людям и помогает… Ты понимаешь, она по-настоящему влюблена в театр! Вот как раньше было — в прошлом, а то и в позапрошлом веке! Всех артистов по именам знает, со всеми знакома, все спектакли сама видела… Зрители у нее все наперечет, со всеми в контакте, сама позвонит, сама билеты на хороший спектакль отложит! А самое главное — именно она решает, какой спектакль в этом году нужно смотреть, а какой — ни в коем случае! — Серьезно, что ли? А я-то думал, что это зависит от театральных критиков, от жюри конкурсов, наконец, от самих зрителей… — Вот именно — от зрителей! А зрителям Римма Борисовна и такие, как она, вовремя подсказывают, на какой спектакль стоит пойти. То есть именно она создает общественное мнение. А без этого мнения не будет ни переполненных залов, ни горячего приема публики, ни, само собой, всех этих премий и хвалебных отзывов в прессе! — Ну-ну, — хмыкнул Леня, — а ты ее откуда знаешь? И тут же прикусил язык, потому что Лола посмотрела на него с глубокой обидой. — Вот ты всегда так, — голос ее прерывался, — нарочно меня принижаешь! Нарочно делаешь вид, что я — никто! Я — актриса, настоящая! И если сейчас не работаю, то это только вопрос времени! И если ты будешь относиться ко мне по-свински… Хотя в глубине души Леня был уверен, что Лола никогда не вернется в театр, потому что в свое время ей осточертели тамошние порядки и зависть коллег, к тому же Лолиной врожденной лени очень не нравилось подниматься утром и тащиться на многочасовые репетиции, сейчас он немного испугался. Вдруг и вправду Лолка взбрыкнет и поступит в какой-нибудь задрипанный театрик ему, Лене, назло? Разумеется, больше месяца она там не продержится, но за это время сумеет истрепать Лене и животным все нервы. Да и дело пострадает… Разумеется, Леня испугался совсем чуть-чуть, но притворился, что испугался ужасно. Конечно, в отличие от Лолы он никогда не играл в театре, но при его профессии актерские способности просто необходимы. Он постарался измениться в лице и прижал руки к якобы колотившемуся сердцу, а потом с размаху плюхнулся на стул, как будто ноги его не держат. Стул при этом едва не сломался. Лола взглянула на него искоса и полностью удовлетворилась полученным эффектом. — Уж и не знаю, — проговорил Леня запинаясь, — можно ли тебя пускать к этой самой Римме Борисовне… Вспомнишь про театр… как бы тебя опять не потянуло на старое… — Да ладно, — Лола подбежала и чмокнула его в щеку, — мне полезно сменить обстановку, развеюсь немного. Пу И не возьму, он в театре все равно ничего не понимает… В фойе Драматического театра толпилась публика. Завзятые театралы, большую часть которых составляли женщины от тридцати до шестидесяти лет с неизгладимой печатью интеллигентности на лице, окружали раскладной столик, за которым сидела ухоженная дама с длинными темно-рыжими волосами, в зеленом шелковом концертном платье с глубоким декольте и с выражением собственного достоинства на холеном лице. Увидев ее первый раз, можно было подумать, что перед вами — известная оперная певица или как минимум концертмейстер с большим стажем. Дама и на самом деле служила искусству, но несколько иным способом: она продавала театральные билеты. |