Книга Цена ее жизни, страница 24. Автор книги Ли Чайлд

— Майор.

— Медали?

Ричер пожал плечами.

— Пара десятков. Самых разных. Ты же должна это знать. Разумеется, медали армейских театров. Плюс Серебряная звезда, две Бронзовых, «Пурпурное сердце» за Бейрут, медали за участие в операциях в Панаме и на Гренаде, за «Щит в пустыне» и «Бурю в пустыне».

— Серебряная звезда? — спросила Холли. — За что?

— За Бейрут. Вытащил кое-кого из бункера.

— И был при этом ранен? Вот как ты получил шрам и «Пурпурное сердце»?

— Я уже был ранен до того, как попал в бункер. Наверное, именно это произвело впечатление на начальство.

— Значит, ты герой?

Усмехнувшись, Ричер покачал головой.

— Вовсе нет. Я ничего не чувствовал. Ни о чем не думал. Я не оправился от шока. Лишь через какое-то время я понял, что меня зацепило. Если бы я это знал, я бы свалился без чувств. Из распоротого живота вываливались внутренности. Выглядели они ужасно. Ярко-розовые, мясистые.

Холли помолчала. Грузовик катил вперед. Проехал еще двадцать миль. На север, на запад или на юг. Вероятно.

— Сколько лет ты прослужил в армии?

— Всю свою жизнь. Мой старик служил в морской пехоте, его тоже побросало по всему свету. Он женился на француженке в Корее. Я родился в Берлине. До девяти лет ни разу не был в Штатах. А едва попав в них, сразу же отправился на Филиппины. Наша семья кружила по всему миру. Дольше всего на одном месте — четыре года — я пробыл, когда учился в академии Вест-Пойнт. Затем я сам пришел в армию, и все началось сначала. Теперь уже я сам кружил по всему миру.

— Где сейчас твои родные? — спросила Холли.

— Умерли. Старик умер — когда? Кажется, десять лет назад. Два года спустя умерла мать. Я похоронил вместе с ней Серебряную звезду. На самом деле, это она заслужила ее. Она не уставала повторять: «Делай то, что должен делать.» По миллиону раз на день, с сильным французским акцентом.

— Братья и сестры?

— У меня был брат. Он умер в прошлом году. Насколько мне известно, я последний Ричер на земле.

— Когда ты уволился?

— В апреле прошлого года. Четырнадцать месяцев назад.

— Почему?

Ричер пожал плечами.

— Полагаю, просто потерял интерес. Началось сокращение расходов на оборону. Армия стала слишком большой. И мне показалось, что раз не нужна большая и хорошая армия, я тоже не нужен. Мне не хотелось быть частью чего-то маленького и второсортного. Поэтому я уволился. Ну как, ты считаешь меня заносчивым дураком?

Холли рассмеялась.

— И ты стал вышибалой? Подумать только! Из майора, награжденного боевыми медалями, в вышибалы! По-моему, это уже полная деградация.

— Все было совсем не так. Я вовсе не собирался становиться вышибалой — то есть, превращать эту работу в дело всей жизни. Это лишь временное. В Чикаго я попал только в пятницу. И намеревался уехать где-нибудь в среду. Я собирался отправиться, например, в Висконсин. Кажется, в это время года там очень неплохо.

— С пятницы по среду? — удивилась Холли. — Ты такой неусидчивый?

— Наверное. На протяжении тридцати шести лет я всегда делал то, что мне приказывали другие. Вел строго упорядоченную жизнь. И сейчас, наверное, я восстал против нее. Мне нравится переезжать с места на место тогда, когда я этого хочу. Что-то вроде наркотика. Уволившись из армии, я однажды провел на одном месте десять дней — самый большой срок. Это было прошлой осенью, в Джорджии. Десять дней за четырнадцать месяцев. Все остальное время я практически непрерывно находился в движении.

— Зарабатывая на жизнь вышибалой в ночных клубах? — спросила Холли.

— Этот случай вообще из ряда вон выходящий. Большую часть времени я вообще не работаю, а живу на сбережения. Но я приехал в Чикаго вместе с одним певцом, дальше одно за другим — и мне предложили поработать в клубе, куда направлялся этот парень.

— А чем ты занимаешься, когда не работаешь? — спросила она.

— Смотрю по сторонам. Не забывай, что я тридцатисемилетний американец, но я на самом деле почти не был в Америке. Ты поднималась на смотровую площадку небоскреба «Эмпайр-стейт билдинг»?

— Разумеется.

— А я не поднимался, — признался Ричер. — До прошлого года. Ты была в музеях Вашингтона?

— Естественно.

— А я не был. До прошлого года. И все такое. Бостон, Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Новый Орлеан, гора Рашмор, залив Золотые ворота, Ниагарский водопад. Я веду себя как турист. Наверстываю упущенное, да?

— А у меня все наоборот, — сказала Холли. — Я люблю путешествовать за границей.

Ричер пожал плечами.

— Лично я уже достаточно насмотрелся за границей. На всех шести континентах. И пока что мне хочется оставаться здесь.

— Я повидала все Штаты. В свое время мой отец поездил по всему свету, но мы жили здесь, если не считать двух поездок в Германию.

Ричер кивнул. Вспомнил время, которое провел в Германии сам, сначала в детстве, затем уже взрослым человеком. Всего несколько лет.

— И именно в Европе ты полюбила европейский футбол?

— Верно. Там его все любят. Однажды нам пришлось остановиться рядом с Мюнхеном. Я тогда была еще маленькой, лет одиннадцать. Моему отцу дали билеты на важный матч в Роттердаме, это в Голландии. Финал европейского кубка, мюнхенская «Бавария» против одной английской команды. «Астон вилла», слышал о такой?

Ричер кивнул.

— Из Бирмингема. Одно время я был расквартирован в Оксфорде. Это в часе езды.

— Я почему-то возненавидела немцев, — продолжала Холли. — Такие заносчивые, такие наглые. Уверенные, что учинят англичанам полный разгром. Я не хотела идти на стадион и быть свидетелем этого. Но мне пришлось. Этого требовал протокол НАТО, если бы я не пошла, разразился бы большой скандал. Поэтому мы пошли всей семьей. И англичане разделали немцев. Немцы были в ярости. Я была в восторге. А ребята из «Астон виллы» играли так классно. Вот тогда я и влюбилась в футбол. И люблю его до сих пор.

Ричер кивнул. Ему тоже нравился европейский футбол. Однако он привыкал к нему постепенно, с раннего детства. Игра на первый взгляд очень незатейливая, но на самом деле техничная и увлекательная. Полная скрытых сюрпризов. Ричер мог понять, как маленькая девочка много лет назад заразилась в Европе футболом. Стадион в Роттердаме, заполненный ликующей толпой, яркие огни прожекторов. Девочка начинала следить за игрой с неохотой, но вскоре ее зачаровали движения белого мяча по зеленому газону. К концу матча она уже окончательно влюбилась в эту игру и сохранила любовь с тех пор. И все же в словах Холли Ричер услышал тревожный звонок. Как мог отказ одиннадцатилетней дочери американского военного присутствовать на матче стать причиной конфликта в руководстве НАТО? Но, кажется, Холли сказала именно так?