Онлайн книга «Жесть»
Коридор, подъем, коридор… Некоторое время ничто не наводило на мысль, что ты попал во чрево монстра. Больница, как больница: выщербленные кафельные стены, гулкие звуки, раздолбанные каталки. Увы, это ощущение длилось очень и очень недолго. До первой же нормальной лестницы. (Нормальная — значит, с мягкой сеткой в лестничном пролете: чтоб никто не мог разбиться, вздумай он немножко полетать.) До первых же окон, которые все до единого тоже были нормальные — с решетками. Провожатая достала «психоручку» — специальный трехгранный ключ, наподобие тех, что открывают и закрывают двери в поездах. Любая дверь здесь оказалась под ключом. На любой этаж, в любой коридор, в любое помещение. Дверные ручки отсутствовали, как понятие. Начмед не выпускала ключ из руки, проворачивая с равнодушием робота трехгранные штыри в бесконечных замках. К обычным больничным запахам отчетливо примешивался другой, очень хорошо Марине знакомый. Будучи криминальным репортером, ей частенько приходилось бывать в тюрьмах и следственных изоляторах. Здесь пахло тюрьмой. Большим количеством скученных немытых тел. Это неистребимый запах — появившись однажды, никуда уже не денется. Честно говоря, ей было не по себе. Шли молча. Больничный комплекс оказался громадным: корпуса, корпуса, корпуса… Что не удивительно: здесь было развернуто более двадцати всевозможных отделений: общепсихиатрические, геронтопсихиатрические, психотуберкулезные, даже реабилитационные. Плюс экспертное, плюс специальное наблюдательное… А куда мы, собственно, шагаем, начала беспокоиться Марина. Не может быть, чтобы директорский кабинет, как и весь административный этаж (или корпус?) так хорошо спрятали от посетителей. Вскоре ответ был получен. Провожатая, в очередной раз скрежетнув ключом, вскрыла «Женское лечебно-трудовое психиатрическое отделение». — Подождите меня, я быстро. На сестринском посту сидела врач и что-то писала. Увидев вошедшую начальницу, она встала: — Ну, что? — Абасов мечет икру, — тихо ответила начмед. — Требует, чтобы не позднее завтрего мы пригнали ему скотину. — А с людоедом что? — С людоедом, говорит, замнем… — А Главный? — Его сейчас в больнице нету. И вообще, что Главный? Ты нашего Главного не знаешь? — Ну да, ушел в себя и не вернулся… Марина пугливо вступила на отделение. Обе женщины в белом покосились на нее. — Это со мной, — сказала начмед. — Пойдем, Валек, есть еще темы… Ушли. По коридору бродили призраки — исключительно женского пола, — одетые, кто в чем. Аборигенки. Одна из них остановилась возле опустевшего поста и печально произнесла — то ли в воздух, то ли обращаясь к гостье: — Сегодня рабов на плантации не послали. Потому что людоед откусил не то ухо. Не то ухо, которое можно. Марина внутренне содрогнулась, но все-таки спросила: — Тяжело на плантациях? — На плантациях хорошо-о, — мечтательно сказала больная. — Солнышко. Травка. Только крыжовник колется. Абасов строгий, но разрешает один огурчик съесть и горошек в карман насовать. Дверь с табличкой «Бытовая» приоткрылась, оттуда осторожно высунулось бритоголовое существо, метнуло взгляд вслед удалившимся врачихам и выскользнуло наружу. Это тоже оказалась женщина. Чрезвычайно колоритный типаж: здоровенная, квадратная, в обтягивающей драной майке и трениках. Полновесный бабец. На больших пальцах обеих рук вытатуированы синие перстни: один — с крестом в шестиугольнике, второй — с ромбом и непонятными меандрами. И на плече была наколка — восходящее солнце (синее, естественно). На бритой голове — шрам от трепанации. — Ты первоходка? — спросила она. Марина не ответила. Что тут ответишь, если ни «да», ни «нет» не подходят. «Синяя» вдруг заговорщически подмигнула ей, ухватила за рукав джемпера и потащила за собой — прочь из отделения. Начмед, растяпа, бросила вход открытым. — А можно? — глупо спросила Марина. — Что не разрешено, то запрещено. Не бзди, я сохранная… Пациентка завела ее за угол и прошипела: — Курево есть? — ее трясло от нетерпения. Изо рта у нее несло чем-то ужасным. Марина достала пачку сигарет, вытряхнула пару. Бабец сунула в рот сразу обе, щелкнула зажигалкой, мощно затянулась, на несколько секунд придержала дым в легких — и выдохнула с наслажденным мычанием: — Ху-у-у… — Что тут у вас за людоед завелся? — начала Марина разговор. — Прямо так нежно протирает сладкий дым… У меня прям — по телу зуд пошел… — Она оскалилась и почесалась под мышками, не выпуская сигаретины из зубов. — Людоедом интересуешься? — Да так… услышала случайно. — Хорош беса гнать! «Случа-айно», как же… Погоняло такое у вертухая нашего — Людоед… У-у-у… — простонала она, затягиваясь. — А здесь-то — только «Приму» дают. С нее — хошь, не хошь — закоблишься [4] … — Возьми еще, — протянула Марина пачку. Аборигенка попыталась вытащить сразу несколько штук. Толстые, как сосиски, пальцы тщетно рвали целлофан и бумагу. — Разнесло ветки… — прокомментировала она с гордостью. — Слышь, залетная, скажу я тебе про этого вертуха, хлеб с ним не ломала. Днями это было — на той ферме, куда наших вкалывать возят. Пока все охранники булки грели [5] , он подловил одну вольняшку в курятнике, только хотел ей дурака загнать, так она ка-ак втерла ему промеж ласт! А он ее… б… за ухо — зубами! Кровищи… вальтанулся [6] покруче нашего… у-у-уххорошо… — она снова курнула, как бы ненароком взяв пачку с сигаретами из чужих рук и по-хозяйски засунув ее к себе в треники. — Не, все не бери, — попросила Марина. — Оставь мне несколько. По лицу бабца загуляла нехорошая ухмылка. — Тебе-то за загородкой — новые даст… Поршень твой!.. Марина отрицательно покачала головой, натянуто улыбнувшись. Пациентка вдруг вытащила обе горящие сигареты изо рта и вставила их между пальцев правой руки, изобразив «козу»: — А как Козя-Бозя ходит… Как зыбаря шурует… Марина отскочила к стене. — Стой спокойно! Отойди от меня! Собеседница грозно надвинулась. Глаза у нее горели нездоровым азартом. — Ссышь? Соска ментовская… А как нас с тобой — на одну хату!? А как шнифты [7] тебе прижгу? |