Онлайн книга «Синдикат»
|
Наконец поняла: всюду жизнь… Любовный рев за тонкой стенкой соседнего номера шел на «крещендо» — незримая баба выслуживалась. Верный признак фригидности, — ибо по-настоящему чувственная женщина всегда немного эгоистична, и в этой совместной охоте, в этой спаренной погоне за вспышкой наслаждения, она вслушивается в себя, ловит сполохи приближающегося глубинного огня, чутко сторожит безмолвный взрыв в потаенном ущелье… …Где-то в стороне окна, на подоконнике, куда вчера вечером после лекции я забросила сумку, звонил мой мобильник. Утробно и назойливо зудела мелодия «К Элизе», — изящная бетховенская штучка, которую когда-то я так любила… Я поднялась, принялась в темноте отыскивать своего бурундучка в недрах сумки, не находя, чертыхаясь… Наконец нащупала… — Ты знаешь война и мир? — спросил голос Клавдия. Черная стена елей и пихт за окном кривыми ножницами изрезала лист бледного северного неба… — Что ты имеешь в виду? — Ну, ты знаешь Толстой? — Знаю, — сказала я глухо, не веря, что это я стою здесь, босая, что это я здесь стою перед окном, глядя на черную аппликацию леса на застиранном драненьком небе, вслушиваясь в нереальный голос, коверкающий русские слова… — Тогда ответь — сколько там слов! — Клавдий, ты где? — спросила я после паузы осторожно. Судя по тому, что Клава говорил по-русски, рядом с ним находился кто-то, заинтересованный в результате нашей беседы. — Откуда ты звонишь? — Я в Самаре. Неважно. Ты знаешь Толстой или нет? — Что тебя интересует? — Сколько слов в эта книга? — Я не считала, — сказала я терпеливо. — На что тебе? — Говорят, в ней триста слов. — Это глупости, — сказала я. — Толстой — великий писатель. «Война и мир» — великая книга, это несколько толстых книг. — Значит, ты не знаешь, сколько в ней слов. — Нет, не знаю. — Ага, вот видишь! — торжествующе закричал он, — значит, есть того, что ты не знаешь! — У тебя все в порядке? — У меня все в толстом порядке! Я в аэропорте, и я поспорил на бутылка водка, что в эта книга больше триста слов. Это означало, что Клава сильно пьян. Обычно ему не изменяла здравая солдатская сметка. Я даже предполагала — с кем он поспорил. Был там, в Самаре, еще один интеллектуал — наш синдик широкого профиля Кузя Кавалерчик. Вот он-то как раз и мог быть родоначальником подобных мятежных идей, да еще глубокой ночью. — Будь здоров, — пробормотала я. — Постой! Ты любишь корабль? — Что-что?! Какой корабль? — Мы будем делаем круглосветлый восхождение. Тут умные люди придумать проект, его маму. Ты когда-нибудь знаешь, как мыкать невеста на Кавказ?! — У-мы-кать, Клавдий. Умыкать невесту. — Да, да, — воскликнул он нетерпеливо, — ты знаешь русского языка лучше меня. Мы будем у-мы-кать растерянных му-до-зве-ней, да? — Мудозвонов… — Да, большой пикник! Мы им делать большой круглосветлый пикник, чтобы они вспомнить свою маму — Исраэль. Да, Норувим! Ты будешь рыбак? Ты ловишь большая рыба в Синдикат, да? В отдалении пророкотал что-то неразборчиво ласковый баритон. — Ну, ладно, спи, — миролюбиво сказал Клавдий то ли мне, то ли Клещатику, который почему-то оказался в Самаре, в аэропорту. Я свернула мобильнику шею и рухнула на хлипкую койку пансионата «Балтиец». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Microsoft Word, рабочий стол, папка rossia, файл sindikat «…бывают моменты, и довольно часто, когда мне хочется ущипнуть или уколоть себя — настолько происходящее напоминает сон. Нет, скорее, все это напоминает какой-нибудь Яшин комикс. Когда, в первые же выходные после приезда, мы поехали в Переделкино — показать дочери музеи Чуковского и Пастернака, она вдруг крикнула посреди Минского шоссе: — Смотрите!!! Смотрите!!! Наш автобус!!! — Ты совсем спятила со своей ностальгией, — сказала я. — Говорю тебе, это автобус «Эгеда»! Они даже надпись на иврите не закрасили! — А я говорю тебе, что ты сошла с ума. И еще минут пять мы ссорились, мирились, ссорились… на эту богатую тему… А вчера на перекличку синдиков заглянул Гоша Рогов — выяснить у Панчера сколько юных стражей Сиона тот намерен отправить в «Пантелеево», и, пожевав губами, обронил, что закажет, пожалуй, через Ной Рувимыча «два этих ваших, красно-белых аиста»… Что означает это, о, Боже, как не сон? …А на днях, совершенно случайно, узнала — чем подрабатывает мой Слава днем, в свободные от наших поездок часы. Это произошло неожиданно, когда, попрощавшись с Норочкой Брук у метро «Динамо», я решила заскочить в Литфонд, взять на три свободных праздничных дня путевки в Переделкино. Возле подъезда одного дома на Красноармейской стоял приметный минибус с черной надписью на боку — «Ритуал». Задние дверцы его были раскрыты, двое мужчин вытаскивали пустой гроб. Из минибуса доносились знакомые позывные радио «Святое распятие», что вполне уместно монтировалось со всей картиной скорбного ритуала. — «Бог есть огнь, согревающий и разжигающий сердца и утробы. — Зазвучал из открытой машины возвышенный тенор. — Итак, если мы ощущаем в сердцах своих хлад, который от Диавола, ибо Диавол хладен, то призовем Господа, и он…» — возвышенный тенор вдруг оборвался, что-то щелкнуло, захлебнулось икотой, и бойкий тенор же, отчего показалось, что мгновение назад звучавший голос воспрял от святых раздумий, вдруг заголосил: Шел по улице Тверской, Меня ёбнули доской! Это что за мать ети — Нельзя по улице пройти! Пораженная совпадением радиодуэта, я ускорила шаги и поравнялась с минибусом. Третий мужчина — тот, что стоял в машине посреди бумажных венков, лент, черных туфель-лодочек… плоских, словно отутюженных, белых тапочек… и придерживал пустой гроб, помогая двум другим осторожно спустить его на землю, поднял бритую голову, и я увидела знакомый татарский прищур и белый шрам на скуле. Секунду он смотрел на меня, и вдруг подмигнул, как ни в чем не бывало. Между тем гроб был спущен на попа и прислонен к дверям подъезда, Слава захлопнул задние дверцы, на которых немедленно сложилась наклейка: «Мужчина, что это вы тут стреляете?!» — и один из парней расписался на бланке, который Слава аккуратно опустил в карман куртки. — Ильинишна! — крикнул он мне, — не жмитесь, сирота, в сторонке! Карета подана, не прокатить ли вас до дому с ветерком? У меня есть полчаса неучтенных, пока родные обрядят старушку… |