
Онлайн книга «Изольда Великолепная»
![]() Определенно нет. Но молчание сведет меня с ума. – Вроде того, – отвечает Урфин. В доспехе он выглядит столь же массивным и внушительным, как Кайя. Меня тянет потрогать сияющий панцирь, или шипы на перчатках, или конский хвост, который свисает со шлема. Да и вообще я живьем рыцаря впервые вижу. Ладно, во второй. Но первое знакомство было слишком уж стремительным. – Слушай, вот ты действительно считаешь меня идиотом, который проломил стену между мирами и взял первую встречную в невесты единственному другу? Ладно Кайя, он от меня ничего хорошего в принципе не ждет. Но ты-то… А что я? Я вообще случайный элемент. Или не совсем случайный? – Ты мне сначала категорически не понравилась. Такая же, как эти… Очаровательное признание. – …но теперь вижу: Оракул действительно не ошибается. – Кто такой Оракул? Его еще на мою голову не хватало. – Скорее «что». Он определенно разумный, но вряд ли живой. Странное существо, хотя я ему многим обязан. Он дал координаты. Сказал, что я узнаю, кого ищу. Прелесть какая. То есть некто – или нечто? – отправил Урфина сам-знает-куда искать сам-знает-кого? И тот сходил и нашел? – Извини, что молчал, но… тебе слишком много всего пришлось бы объяснять. А сейчас не придется? – Да и чужой ты была. А узнай Кайя про Оракула, то… счел бы приказом. Исполнил бы, конечно, усложнив все в разы. Как ни странно, но я понимаю Урфина. Жениться по приказу – это хуже, чем по воле случая. Стоим, думаем каждый о своем. Тень скалы падает на море, словно продавив темно-зеленые волны. И становится вдруг тихо. Жутко. Холодно, несмотря на плащ, подбитый белым мехом. Я впиваюсь в полы этого плаща, кляня себя за то, что отказалась от шубы. Нельзя молчать: мысли дурные в голову лезут. Им там ныне просторно. – Урфин, я хотела спросить… точнее, не совсем спросить. Кайя рассказал, что между вами произошло. Обидится? Отвернется? Нет. С ответом он не тянет, только встряхивает головой, и хвост на шлеме качается струной маятника, ударяя по металлу. – Ну, полагаю, рассказ был односторонним. Иза, я – кромешная сволочь, и лучше, если ты будешь об этом помнить. – Урфин дернул ремень под подбородком и стащил шлем, оставшись в смешной вязаной шапочке, из-под которой выбивались светлые локоны. – Ошибки не было. Кайя отдал мне Фарнер под базу. У меня есть корабли, а остров довольно-таки удобен. Надо только привести его в порядок. Пристани восстановить. Городом заняться. Но это долго – восстанавливать. Я решил, что проще наново все построить, и вычистил остров. Кто там жил? Пираты. Контрабандисты. Шлюхи. Мошенники. Воры. Всякий сброд, который не стоит упоминания, но лишь занимает место и мешает поселенцам. Я действовал во благо протектората. Я не слышу его так, как слышу Кайя, но зато вижу вздувшиеся сосуды на висках. И капли пота, которые стекают за шиворот. Вот тебе и светлый рыцарский образ. – Я вполне осознанно убил несколько тысяч человек. Что бы со мной сделали в твоем мире? – Посадили бы. Смертной казни у нас нет. А вот здесь имеется. – Мне грозило обвинение в измене. А при том, что я не собирался отрицать… Проклятье, Иза, я гордился тем, что сделал! И готов был ответить. Казнь? Я не боялся. Еще один с острым воспалением совести на мою несчастную голову. – Но раб за свои поступки не отвечает. Его нельзя судить. Женщин можно за некоторые преступления. Детей тоже. Не рабов. С ними разбирается хозяин. Я думал, Кайя меня убьет. Он даже не орал. Просто взялся за кнут и… потом еще добавил пару раз уже на холодную голову. При свидетелях. Совет получил подтверждение того, что я есть. Вот я и расковыряла еще одну чужую рану. И что теперь делать с новообретенным знанием? Грехи отпустить? Так я не уполномочена. – Кайя вышвырнул меня из замка, сказав, что если я дерьмо, то с дерьмом мне и работать. Урфин поднял шлем и уставился на собственное отражение. – Первое время я его ненавидел, но… знаешь, однажды я просто понял, что жив. И дышу. И солнце вон светит, а я это вижу. Птички поют, и я слышу. Вода холодная. Хлеб горячий. А я живой, и мне нравится быть живым. И что люди вокруг – это именно люди, а не сброд или балласт. Вот тогда-то до меня начало доходить, что именно я натворил. Гляди. Я повернулась туда, куда указывал Урфин. Скала, мимо которой шла галера, вздымалась до самого неба. Вершина ее была алой, словно пламенем объятой, и в этом пламени горел белый замок, такой далекий и хрупкий. Сказочный. Только сказка ноне мрачновата. – Кайя в очередной раз спас мою шкуру. Подпортив слегка. Бывает. Молчу, не зная, что сказать, но Урфину, похоже, нужен не столько собеседник, сколько слушатель. – Я заигрался, Иза. В несчастного мальчика, которому не повезло родиться рабом. Я носился со своими обидами, не замечая, что плохо не только мне. Само собой разумелось, что Кайя за меня заступается, что это его долг, обязанность и вообще… всю жизнь его подставлял. А он терпел. Ждал, что поумнею. Вот и вышло… вроде бы я поумнел, но Кайя мне больше не верит. – Те шрамы, которые… – Я коснулась волос. Куафер настойчиво предлагал нашей светлости парик, но мы отказались. Как отказались от воска, жира и муки, которые обеспечили бы надежную фиксацию наших непослушных локонов. Тонкая сетка для волос из той же шкатулки, что и ожерелье, – вот то, что мне нужно. Куафер вздыхал, пеняя нашей светлости за легкомыслие. – Как-то я нагрубил леди Аннет, а отец Кайя услышал. Он был редкостной сволочью, но Аннет любил. Если это можно было назвать любовью. Ну да поймешь потом. Главное, что грубости она не заслуживала. Но я же был умнее всех! – Урфин хряснул шлемом о мачту, и та заскрипела. Нет, эмоции эмоциями, но нам бы еще до берега доплыть. – Я и ему нашелся чего сказать. Заступился за друга… Пара новых в моем лексиконе слов и укоризненный взгляд коня. Гнева я глажу по шее. Красавец. Копыта ему подкрасили. Шерсть выстригли узорами. В хвост и гриву ленточки вплели. Но Гнев во всей этой красоте умудрялся сохранять солидный вид. – Он мне ничего не ответил. Но вызвал книжников. Так я оказался в коконе, а Кайя – в колодце, чтобы под ногами не мешался. – Что такое кокон? – Устройство, которое делает из человека… существо. Тень. Три дня, и самый строптивый раб всю строптивость растеряет. Будет жить лишь одним желанием – сделать хорошо хозяину. Я просидел сутки, но мало что помню. Свет, который мигает. Звуки какие-то. И что вокруг постоянно все движется, отчего тошно. За эти сутки Кайя себе полголовы снес, хотя его даже поцарапать сложно было. |