Онлайн книга «Шерли»
— Кто же ее любил? Мур назвал целый список джентльменов, закончив сэром Филиппом Наннли. — Да, из них она никого не полюбила. — Хотя кое-кто из них был вполне достоин любви. — Любви другой женщины, но не Шерли. — Чем же она лучше других? — Ее ни с кем нельзя сравнивать, а жениться на ней даже опасно, во всяком случае рискованно. — Представляю… — Она говорила о вас… — Вот видите! Но ведь вы как будто это отрицали? — Она говорила совсем не то, что вы думаете. Я сама спросила ее: мне хотелось узнать, какого она о вас мнения или, вернее, как она к вам относится. Я давно ждала такого разговора. Мне необходимо было это знать. — И мне тоже! Но говорите! Верно, она обо мне самого плохого мнения и презирает меня? — У нее о вас чуть ли не самое высокое мнение, какое только может иметь женщина о мужчине. Вы знаете, какой красноречивой может быть Шерли, — до сих пор я слышу ее горячие речи, в которых она вас превозносила. — Как же все-таки она ко мне относится? — Пока вы ее не оскорбили, — она просто сказала, что вы нанесли ей оскорбление, но распространяться об этом не захотела, — она относилась к вам, как к брату, которого любят и которым гордятся. — Никогда больше я ее не оскорблю, Кэри. Мой поступок обернулся против меня самого и заставил меня уехать, но эти разговоры о братьях и сестрах лишены всякого смысла. Шерли слишком горда и богата, чтобы испытывать ко мне сестринские чувства. — Вы ее не знаете, Роберт. Раньше я думала по-другому, но теперь мне кажется, что вы просто не смогли ее разгадать. Вы и она настолько разные люди, что вам никогда не понять друг друга. — Может быть. Я ее уважаю, восхищаюсь ею и все же сужу о ней строго, может быть, даже слишком строго. Например, я думаю, что она не способна любить… — Шерли не способна любить? — …Что она никогда не выйдет замуж, боясь поступиться своей гордыней, упустить свою власть и разделить свое состояние. — Шерли задела ваше самолюбие. — Да, хотя в моих чувствах к ней не было ни капли нежности, ни искорки любви. — В таком случае, Роберт, вы поступили очень дурно, когда просили ее руки. — И очень низко, мой маленький наставник, моя хорошенькая обличительница. Мне никогда не хотелось поцеловать мисс Килдар, хотя у нее прелестные губки, алые и сочные, как спелые вишни, — они соблазняли только мои глаза. — Не знаю, можно ли вам сейчас верить. Как говорится, «зелен виноград»… или вишни? — Она прекрасно сложена, хороша лицом, у нее чудесные волосы, — я признаю все ее прелести, но чувства мои молчат. А если и пробуждаются, то лишь такие, какие у Шерли могут вызвать одно презрение. Полагаю, что по-настоящему меня привлекал только блеск ее золота. Видите, Каролина, какое «благородное создание» ваш Роберт, как он велик, добр и бескорыстен! — Да, он не безгрешен, — он совершил грубую ошибку. Впрочем, не будем больше говорить о ней. — И не будем о ней думать, Кэри? Не будем презирать Роберта в глубине доброй, но твердой, сострадательной, но справедливой души? — Никогда! Мы будем помнить завет: какою мерою мерите, такою и вам будут мерить, — а потому презрения не останется, только привязанность. — Одной привязанности недостаточно, предупреждаю вас. Когда-нибудь от вас потребуется другое чувство, более сильное, нежное и горячее. Вы сможете мне его дать? Каролина была смущена и взволнована. — Успокойтесь, Лина, — примирительно сказал Мур. — Не имея на то права, я не стану тревожить ваше сердце ни теперь, ни в ближайшие месяцы. Не глядите на меня так, словно вам хочется убежать от меня. Хватит намеков, которые вас смущают; продолжим лучше нашу болтовню. Не дрожите, взгляните на меня! Посмотрите, я стал похож на привидение, бледное и угрюмое; теперь я скорее жалок, чем страшен. Она робко взглянула на него. — Даже теперь, при вашей бледности, в вас есть что-то грозное, проговорила она, опуская глаза перед его взглядом. — Вернемся к Шерли, — настаивал Мур, — значит, вы думаете, она когда-нибудь все-таки выйдет замуж? — Она любит! — Наверное, платонически, только в теории. Все это — одно притворство! — По-моему, она любит искренне. — Она сама вам призналась? — Не совсем. Во всяком случае, она не сказала прямо; я люблю такого-то. — Я так и думал! — Но Шерли не смогла скрыть своих чувств. Она говорила об одном человеке с таким пылом, что ошибиться невозможно, даже голос выдавал ее чувства. Вызнав, что она думает о вас, я спросила, что она думает о… другом человеке, о котором у меня мелькали разные догадки, впрочем самые сбивчивые и неясные. Мне хотелось заставить ее проговориться. Я теребила ее, упрекала, щипала, когда она пыталась отделаться от меня своими обычными непонятными шутками, и в конце концов добилась своего. Я уже сказала, что даже голос выдавал ее, хотя она говорила почти шепотом, — в нем было столько нежности, столько страсти! Это была не исповедь, не признание — до такой откровенности она никогда не снизойдет, но я уверена, что счастье того человека для нее дороже жизни. — Кто же он? — Я сама назвала ей его имя: она не сказала ни «да», ни «нет», а лишь взглянула на меня. Я увидела выражение ее глаз, и этого было вполне достаточно, чтобы я без всякой жалости отпраздновала свою победу. — Какое же право вы имели так торжествовать? Разве вам самой чужды подобные слабости? — Что я! Зато Шерли стала рабой, львица встретила своего укротителя. Пусть она осталась госпожой над всем окружающим, но над самой собой она уже не властна. — Итак, вы радуетесь потому, что это прекрасное, гордое существо тоже попало в неволю? — Да, Роберт, именно потому, что она прекрасна и горда. — Значит, вы признаетесь, что она тоже невольница? — Я ни в чем не признаюсь, а только говорю, что надменная Шерли попала в рабство, подобно Агари. — Но кто же ее завоевал наконец, кто ее Авраам, кто этот герой, совершивший столь славный подвиг? — Вы все еще говорите с раздражением и недостойной иронией. Ну погодите, я заставлю вас изменить тон. — Посмотрим! Значит, она выходит замуж за этого Купидона? — Купидона! Он такой же Купидон, как вы — Циклоп. — Выйдет она за него? — Увидите. — Кэри, я хочу знать его имя. — Угадайте. — Это кто-нибудь из наших соседей? — Да, из Брайерфилдского прихода. |