Онлайн книга «Унесенные ураганом»
Ты моя единственная. Николь вонзила зубы в твердое мужское плечо, выворачиваемая наизнанку желанием. Мучительная, жгучая потребность уничтожила все остальное. Николь была не в состоянии ни видеть, ни слышать, ни ощущать запахи, ни дышать – ни остановиться. Только погружения в нее, ведущие, влекущие к краю наслаждения – и к освобождению, к долгому, и сладкому, и ничем не омраченному счастью. И когда счастье это было достигнуто, они могли только произнести имена друг друга и обменяться бессильным поцелуем. Кровь вновь потекла по положенным жилам, дыхание начало выравниваться. Нарушив молчание, Мак нежно тронул губами ее висок. – Это все-таки ты. И она знала сейчас, знала в точности, что он имеет в виду. Глубокое удовлетворение, усталость и расслабленность не впускали застарелый страх в ее душу. Казалось, что они лежат так, не двигаясь, долгие часы, измученные и удовлетворенные; но Квин знал, что прошли минуты. Он чувствовал биение ее сердца, замечал, как пленка пота начинает высыхать. Кондиционер хоть и неуверенно, но все же работал. – Мак? Он улыбнулся: – Знаешь, так меня зовут только товарищи по бейсбольной команде и кое-кто из бывших со мной в колледже студентов. – Ты назвался этим именем, когда мы в первый раз встретились, и теперь я думаю о тебе как о «Маке». – Она повернулась к нему. – Играешь в бейсбол? – В городской команде. Ничего серьезного: обманутые в надеждах менеджеры, которым бы хотелось иметь талант. – А я думала, большие шишки из корпораций общаются только за коктейлями. – Это во вкусе моего шефа. Он псих и работает двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. – Прижимая женское тело к себе, Квин вдруг подумал, что было бы неплохо, если бы она увидела, как он играет. А он бы мог посмотреть на трибуны и увидеть ее там, среди подружек... и жен. – Мне нравится бывать на воздухе. Камерон, мой брат, тоже играет. Больше для того, чтобы выпустить пар. – Ты хороший игрок? – В принципе да. – Он провел пальцем по ее ключице и подмигнул. – Могу подбираться сбоку, могу атаковать прямо. – Можешь, точно. – Николь погладила его мускулистый живот. – У тебя тело бейсболиста. Сильное, твердое и... – Ну? – ...чудесное. – А у тебя тело для журнальной фотографии, для центрального разворота. Пышное, совершенное и... – он взял в ладонь нежную грудь, – фантастическое. Как это тебе так повезло? – Не повезло, лучше сказать. – Шутишь? – Он отодвинулся, чтобы отчетливей видеть ее лицо. – Женщины тратят квартальную зарплату, чтобы увеличить себе кое-какие места, а тебе все это подарила природа. – Лучше бы у меня хорошо закрывались окна и на каждом балконе были решетки. Квина укололо чувство вины. – Знать бы, как много это значит для тебя, я бы и не подумал... – Подумал бы, – мягко прервала Николь. – Это твоя работа. Даже большее – твоя карьера, твое партнерство. Жизнь, можно сказать. Он бы тоже так рассуждал раньше. Но сейчас это показалось ему идиотизмом. – Моя жизнь не вся заключается в этом. – Ясно, что нет, – шутливо согласилась она. – Есть еще бейсбольная команда. – Наш уровень не слишком высок. Если и выигрываем, хватает только выпить пива. – А деньги для тебя важны. – Не так уж, – защитился он от мягкого упрека в ее голосе. – Ну, значит, честолюбие. Успех. Высокое положение. Авторитетное звание. – Так вот как я выгляжу со стороны? – У тебя шило в одном месте, Квин. – (Он отметил, что Николь назвала его по имени, но предоставил ей продолжать.) – Я видела, как ты вел себя на той встрече, где еще был Норткот. Уверена, что ты умеешь из каждой сделки выжать максимум. – Умею, Николь. Я хорошо умею делать свою работу. – Подперев голову рукой, Квин глядел на нее сверху вниз. – Это не вполне то, чем бы я предпочел заниматься, но так уж вышло. Не скажу, что я всегда прав. И мне жаль, что моя карьера мешает нам сейчас. Мешает этому, – он провел рукой по гладкой коже ее бедра. – Но моя карьера – это не жизнь. Это способ зарабатывать на жизнь. – Как ты оказался в торговле недвижимостью? Лучше спроси, как я мог там не оказаться. – Ну, я говорил уже, папа всех нас загнал, так сказать, силой в самую конторскую из конторских работ. Престижные колледжи, ученые степени, все такое. – Она промолчала, и Квин почувствовал, что должен сказать больше. Объясниться. Кинуться в пропасть безоглядного доверия. – Пойми меня, – продолжил он. – Отец оказался прав. С деньгами и с уважением людей жить легче. А для него это было вообще все на свете. – Почему? Вопрос серьезен, это читается в ее глазах. С любой другой женщиной Квин отделался бы шуткой. Но не с Николь. – Мои родители развелись, Колин тогда был еще маленький. Мама... ей хотелось большего. Прочла, понимаешь, книжку о женской эмансипации, решила, что мужчин ненавидит и заботиться о трех пацанах не для нее, ну, и уехала в Вайоминг. – Он ощутил волну сочувствия и благодарно сжал Николь в ответ. – Растила нас бабушка – самый лучший человек на свете. – Как же вы все пережили это? – Обошлись, каждый на свой манер. Кам стал крутым, Колин – необузданным. – А Квин? – Шутником. Николь только улыбнулась в ответ, и опять осталось ощущение, что она ждет большего. Почему бы нет? Если она – та самая, единственная, ей надо знать о нем все. – Даже под чутким руководством бабушки отцу тяжело было удерживать нас вместе как семью. И хотя он и купил себе со временем собственную фирму и на грузовиках появилось его имя, он оставался человеком физического труда. Всю жизнь прожил ремесленником-строителем. И думал, что вот он добьется того, чтобы мы все носили деловые костюмы и сидели в кабинетах, и тогда станет ясно, что мама была, ну, не права, что ли. Докажет ей, что хорошие родители способны сделать для детей. Некоторое время она не отвечала, прикусив прелестную губку. – И ты слушался, как хороший мальчик. Но хотел бы чего-то другого. О черт! Постоять на краю пропасти? Да она сейчас втянет его в самую глубину. Пожав плечами, Квин сохранил равнодушный тон: – Я сам сделал выбор, Николь. Стать хорошим мальчиком. А потом – большим человеком. Может быть, я был бы не менее счастлив, если бы пошел по стопам отца и строил дома. – Он сверкнул улыбкой. – Нынешний отпуск мне понравился. Выражение лица Николь смягчилось, и она плотнее угнездилась в изгибе его тела. – Прямо не знаю, как благодарить тебя, Квин. |