Онлайн книга «В ожидании дождя»
Энджи щелкнула пальцами: — Вот облом. Диана Борн развернулась ко мне: — Мистер Кензи, однако, конфиденциально поведал мне… — Конфиденциально? — переспросила Энджи. — Именно. Конфиденциально поведал мне, что располагает определенной информацией, которая, — поправьте меня, если я ошибаюсь, мистер Кензи, — способна вызвать вопросы относительно вероятного нарушения профессиональной этики, допущенного мной во взаимоотношениях с мисс Николс. Она приподняла бровь — я в ответ приподнял обе. — Я бы не сказал, что выразился настолько… — Определенно? — Цветисто. Но суть, доктор Борн, вы передали правильно. Доктор Борн передвинула пепельницу чуть левее, так что мы смогли увидеть лежащий за ней маленький диктофон. — Закон обязывает меня предупредить вас, что наш разговор записывается. — Клево, — сказал я. — Позвольте поинтересоваться, где вы его приобрели? В «Шарпер Имидж»? Никогда не видел такого стильного диктофона. — Я взглянул на Энджи: — А ты? — Я все еще под впечатлением от слова «конфиденциально». Я кивнул: — Да, это она здорово ввернула. Обо мне много чего болтают, но, блин… Диана Борн прикоснулась сигаретой к краю уотерфордского хрусталя, сбрасывая столбик пепла. — Хороший у вас дуэт. Энджи ударила меня в плечо, а я отвесил ей подзатыльник, от которого она в последнюю секунду увернулась. Затем мы дружно улыбнулись Диане Борн. Она сделала еще одну неглубокую затяжку. — Что-то в духе Бутча и Санденса, только без гомосексуального подтекста. — Обычно нас сравнивают с Ником и Норой, [14] — сказал я Энджи. — Или с Чико и Граучо, — напомнила мне Энджи. — Но тут уже с гомосексуальным подтекстом. Но чтобы Бутч и Санденс… — Это комплимент, — сказала Энджи. Я отвернулся от Энджи, положил локти на стол доктора Борн и под тиканье метронома посмотрел в ее бесцветные глаза. — Как ваши записи могли оказаться в распоряжении одного из ваших пациентов, доктор? Она промолчала. Сидела она неподвижно, только плечи чуть опустились, словно в ожидании внезапного порыва холодного ветра. Я откинулся в кресле: — Можете дать мне ответ? Она склонила голову влево: — Будьте любезны, повторите вопрос. Этот труд взяла на себя Энджи, а я сопроводил ее речь сурдопереводом. — Я не совсем понимаю, на что вы намекаете. Доктор Борн стряхнула в хрусталь еще немного пепла. Энджи спросила: — Во время сеансов с пациентами вы обычно ведете записи? — Да. Это обычная практика, принятая большинством… — Входит ли в вашу обычную практику, доктор, привычка отправлять эти записи пациентам по почте? — Разумеется, нет. — Тогда каким образом ваши записи о сеансах с Карен Николс, датированные шестым апреля тысяча девятьсот девяносто четвертого года, оказались в распоряжении мисс Николс? — Понятия не имею, — сказала доктор Борн голосом, в котором угадывалось с трудом сохраняемое терпение матери, беседующей с ребенком. — Не исключено, что она взяла их во время одного из сеансов. — Вы держите их под замком? — спросил я. — Да. — Тогда как же Карен могла бы их взять? Ее точеные черты как будто чуть обмякли, а челюсть самую малость отвисла. — Никак, — наконец сказала она. — Из чего можно сделать вывод, — вступила Энджи, — что вы или кто-то из ваших сотрудников передал конфиденциальную и потенциально компрометирующую информацию явно неуравновешенному пациенту. Доктор Борн захлопнула рот. Челюсть ее сжалась. — Маловероятно, мисс Дженнеро, — сказала она. — Припоминаю, что некоторое время тому назад кто-то незаконно проник в мой кабинет и… — Простите? — Энджи наклонилась вперед. — Вы припоминаете, что к вам в кабинет кто-то вломился? — Да. — Значит, это отражено в полицейском рапорте. — Где? — В полицейском рапорте, — сказал я. — Нет. Ничего ценного украдено не было. — Только конфиденциальная информация, — сказал я. — Нет. Я не говорила… Энджи сказала: — Потому что остальным вашим пациентам было бы небезынтересно узнать, что… — Мисс Дженнеро, я не думаю… — …не подлежащие разглашению документы, в которых содержатся сведения личного характера, оказались в руках неизвестных третьих лиц. — Энджи посмотрела на меня: — Я права? — Мы могли бы им сообщить, — сказал я. — Чисто по доброте душевной. Сигарета доктора Борн превратилась в изогнутый палец белого пепла, нависающий над хрустальной пепельницей. Под моим взглядом этот палец осыпался. — Слишком много беготни, — сказала Энджи. — Да нет, — сказал я. — Будем сидеть себе снаружи в машине, а как увидим, что к зданию подходит какой-нибудь тип, на вид богатый и малость не в себе, так делаем вывод, что это пациент доктора Борн, и… — Вы не посмеете. — …подходим и рассказываем о том, как тут хранят ценную информацию. — Притом совершенно безвозмездно, — добавила Энджи. — Люди имеют право знать правду. Вот какие мы белые и пушистые. Я кивнул: — И на это Рождество в наших чулках будет уж точно не уголь. Диана Борн закурила вторую сигарету. Она смотрела на нас сквозь дым пустым и подчеркнуто равнодушным взглядом. — Чего вы хотите? — спросила она. Мне показалось, что голос у нее чуть дрогнул. Почти неуловимо. — Для начала мы хотим знать, каким путем эти записи покинули ваш кабинет. — У меня нет ни малейшей идеи. Энджи тоже закурила. — А вы попробуйте ее найти. Диана Борн расплела ноги и боком задвинула их под стул типично женским движением, на которое мужчины в принципе не способны, как бы ни старались. Сигарету она держала у виска и рассматривала «Лоса» Блейка, висевшего на восточной стене, — картину, производящую такое же умиротворяющее воздействие, как дымящиеся обломки потерпевшего крушение самолета. |