Онлайн книга «Проклятие изгнанных»
– Страшно подумать, столько времени они вас ждали, – вздохнула женщина, – сначала мать ее, потом она… – Ждали, – эхом повторил Матвей, лихорадочно размышляя, как построить разговор. Стало понятно, его с кем-то путают. С одной стороны, нехорошо продолжать позволять женщине обманывать себя, да еще в таком месте, но с другой, а вдруг, поняв, что он совсем не тот, она замолчит? Что, если за всеми этими событиями кроется большая тайна? Нюх у Матвея на этот счет волчий, ни разу не подводил. Доверяясь ему, он распутал не одно дело. Так было в глухой сибирской тайге, когда он шел по следу сокровищ старообрядцев, в Конго, когда искал затерянный в джунглях самолет, и на Севере, когда вызволял из плена сектантов запутавшуюся в жизни женщину. – Как умерла Анфиса? – неожиданно спросила Зоя Михайловна. – В каком смысле? – переспросил Матвей только для того, чтобы решить, сказать правду или нет. – Мучилась? – Нет, – покачал он головой, вспомнив рассказ Даши, что садист убивал старую женщину долго и мучительно. – Ну, и слава Богу! – перекрестилась женщина, глядя куда-то поверх головы Матвея. – Может быть спокойна, я буду за могилкой ее матери по-прежнему присматривать… – Как вы с ней познакомились? – решился Матвей. – Так ведь сестра она мне по отцу! – ошарашила его ответом женщина и тут же снова стала неистово креститься, приговаривая: – Прости их, Господи… – Успокоившись, она перевела взгляд на Матвея: – Анфиса меня после смерти отца нашла. Он проговорился. Прощения просил. Давно это было. – Отчества у вас разные, – заметил Матвей. – Меня другой человек растил. – А почему мать ее здесь похоронена? – осторожно задал он следующий вопрос. – Татьяна последние годы совсем не могла в городе жить, – расстроенно сообщила женщина. – Астма у нее развилась. Приезжала сюда отдохнуть, так и померла здесь. А кем вы Угрюмовым приходитесь? – неожиданно спросила она. – Правнук, – вспомнив, что когда-то это был хозяин квартиры, в которой жила Анфиса Евгеньевна, в очередной раз согрешил Матвей. – Знала она, что вернетесь когда-нибудь и отыщете… Матвей отвел взгляд в сторону и кивнул: – А что передать просила? – Велела сказать, что все в целости и сохранности осталось, ни к чему ни мать ее, ни она не притронулись. – Все? – пытаясь понять, что все это значит, испытующе заглянул ей в глаза Матвей. – Все, – подтвердила женщина. – А вам фамилия Игнатьева не знакома? – мысленно отругав себя за то, что не узнал у Даши ее девичью фамилию, спросил он. – Игнатьева? – по складам проговорила женщина. – Нет. А почему вы спросили? – Разбирали бумаги, которые остались после Анфисы Евгеньевны, наткнулись на упоминание об этой женщине. – Я знакомых Анфисы не знала и никогда у нее в Москве не была. – И дети ваши к ней не заезжали? – зашел с другой стороны Матвей, заметив, как лицо женщины вмиг сделалось каменным, отчего сделал вывод, что у нее никого нет. Сурок открыл глаза и некоторое время, напрягая зрение, смотрел в металлический потолок гаража. Даже полумрак вызывал резь, а от выступающих слез щипало. Швы и перекрытия казались затянутыми матовой поволокой и нечеткими. Несмотря на то, что после взрыва прошло уже двое суток, он не стал видеть лучше. Как ни странно, Сурка это волновало меньше всего. И вообще он вдруг поймал себя на мысли, что спокойно смотрит на собственную жизнь уже как бы со стороны. Она кажется уже прожитой, и те же глаза ему как бы и не нужны. Наверное, так думают люди, обреченные старостью и болезнями на неминуемую и скорую смерть. С трудом поднявшись с продавленного дивана, Сурок наклонился к стоявшему рядом табурету и в очередной раз заглянул в лежащее на нем зеркальце. На него смотрел монстр, пунцовое лицо которого представляло собой месиво из волдырей, кровоточащих ран и множества складок. Ресницы и брови напрочь отсутствовали. Из-за того, что взрывом испарений горючей жидкости попросту сожгло часть волос, лоб теперь казался неимоверно большим. Со скрежетом открылась дверь, проделанная в воротах, и в гараж протиснулся Заскок: – Все налюбоваться собой не можешь, огнеметчик? С появлением постороннего апатия вмиг пропала, и Сурок вновь будто бы вынырнул из того коматоза, что не дает окончательно сойти с ума. Масса самых разных чувств снова заполнила его и начала терзать душу и сердце. – Что же делать? – простонал Сурок. – Как мне теперь быть? – Тебе не позавидуешь. – Заскок уселся на перевернутое вверх дном ведро и прыснул со смеху: – У тебя на морде написано, что это ты своего дружка зажарил. Черт! Вылитый черт! Ох, не могу! Кому рассказать… Ах! – Заскок резко умолк, утер выступившие слезы и уставился на глаза Сурка. Но, не удержавшись, снова рассмеялся: – Ну, что с тобой делать? Может, ведро пока на голову надеть? Не могу я на тебя без слез смотреть. Сурку было не до смеха. Он опустил голову. Взгляд упал на обмотанную вокруг лодыжки цепь и амбарный замок, дужка которого была продета через ее звенья. «Как быть? Что делать?» – сменяли друг друга вопросы, мешая думать. Он никак не мог избавиться от этого навязчивого и беззвучного нашептывания. Мысли путались, разрывались, ускользали и вязли в какой-то субстанции. – Посмотрел я подъезд и двери квартиры, в которой твоя родственница живет, – с сарказмом заговорил Заскок. – Выход на чердак не закрыт. Хорошее место. – Значит, вскроешь? – оживился Сурок, но тут же сник. От одного его вида люди будут шарахаться в стороны. – Признайся, не все мне рассказал, – неожиданно оскалился Заскок. – Думай как знаешь. – Сурок осторожно лег. – Ладно, – наклонился над ним Заскок и снисходительно ударил его в плечо кулаком, – верю. Сейчас поедим и будем собираться. – Ты решил днем идти? – невольно глянув на двери, сквозь щели которых прорывался утренний свет, спросил Сурок. – А ты думаешь, ночью лучше? – Конечно! – Сурок снова сел. – Сам подумай, хозяйка дома, соседи тоже. К тому же, где ты видел, чтобы слесарь ночью работал? – А как мне быть с этим? – показал пальцем на свое лицо Сурок. – Мы же не свататься идем, – вновь расплылся в улыбке Заскок. – Да и опухоль вроде спала, краснота уже не та… И вообще, мне твоя внешность по барабану. Очки, кепку с длинным козырьком наденем… Главное, до квартиры дойти. – Да если меня кто-то увидит, рассудка лишится, – стоял на своем Сурок. – Поэтому идем днем, – вновь оскалился Заскок. – В темноте ты человека точно до разрыва сердца доведешь. Так с тобой рядом и пожизненное схлопотать можно… Свой раритетный «жигуленок» Заскок остановил за детской площадкой, в тени густо разросшейся акации. Вечером здесь приткнуться невозможно. Редко какие дни обходятся без скандалов, а то и без драк за места для машин. Однако сейчас все иначе, двор почти пустой, а полуденная жара разогнала даже бабушек, любивших посудачить на скамейках. |