Онлайн книга «Сказание об истинно народном контролере»
Когда обошли холм, увидели пламя большого костра и небольшие фигурки людей, стоявших рядом. — А зачем дом сжигать?! — спросил Добрынин, стараясь шагать рядом с быстроногим стариком. — Так надо, — отвечал на ходу Абунай. — Если рыбак или охотник домой не вернулись — надо сжигать дом, чтобы злые духи там не поселились… Если поселятся — то потом перейдут и в другие дома жить, и много беды будет. Ошарашенный объяснением, Добрынин на мгновение замедлил шаг, подождал шедшего позади комсомольца и спросил его: — А что, здесь вправду злые духи есть? Цыбульник посмотрел на народного контролера затуманенным молочным взглядом. — Немного, но есть… — с трудом выговорил он. У горящего чума стояли местные жители в красивых отороченных разными украшениями оленьих шубейках. Увидев Абуная, они посторонились. Старик подошел к самому пламени, поклонился огню низко, почти до самого снега. Потом запричитал заунывно на своем языке. Тут же и остальные местные жители поклонились огню. — Чего это они? — спросил Добрынин у стоявшего рядом комсомольца. — Дикие обычаи, — сказал Цыбульник. — Скоро танцевать начнут! — А если хозяин дома вернется, где жить будет?! — снова спросил народный контролер. Комсомолец пожал плечами. Пламя разгоралось сильнее, а старик Абунайка все завывал и завывал на своем языке, размахивая руками и время от времени кружась, как заводной волчок. — Я назад пойду, а то холодно, — проговорил комсомолец. — Куда назад?! — спросил его Павел. — В балаган, у старика заночуем сегодня… со мной пойдешь?! Добрынин подумал и решил остаться и посмотреть на местные обычаи. — Ну как хочешь, — произнес напоследок Цыбульник. Добрынин подошел поближе к огню, только остановился он чуть в стороне, чтобы не мешать Абунайке, который теперь выкрикивал какие-то звуки, поворачиваясь то к огню, то к слушавшим его местным жителям. И вдруг народный контролер почувствовал, как кто-то толкает его в спину, и обернулся, ощущая в своем теле дрожь: то ли от испуга, то ли от холода. Сзади стоял уже знакомый Добрынину местный житель, который совсем недавно предлагал народному контролеру обменять котомку на соболя. — Сначала привет твоему гладкому лицу и твоей мудрости, потом разговор, — произнес местный житель, заглядывая в глаза народному контролеру. — Привет, — оторопело ответил на странную фразу Добрынин. — Русский человек вчера приехал? — спросил местный житель. — А я здесь давно живу и много знаю. Зовут меня Ваплахом… Когда местный житель назвался, припомнилось Добрынину, как называл этого парня комсомолец, и призадумался он, не услыша в этот раз в нерусском имени ничего ругательного. А ведь Цыбульник имя по-другому произносил… — Я — народ не местный, — продолжал парень по имени Ваплах. — Да какой же ты народ?! — удивился Добрынин и тут же почувствовал, что приятный теплый хмель прошел, и все в народном контролере и внутри, и снаружи стало холодным и тяжелым. — Народ — это когда много людей, а ты — один человек… — Не-е-ет, — упрямо протянул Ваплах. — Я народ — урку-емец… Больше, кроме меня, в этом народе никого нет, не осталось… Тут Добрынин задумался. Об урку-емецком народе он никогда не слышал, но это не было удивительно, ведь раньше он думал, что сразу за Москвой страна кончается и начинается заграница. — Ну вот… а как русского человека называть? — вдруг сам себя перебил вопросом Ваплах. — Павел Добрынин… — Если русский человек Добрынин останется одним русским — значит станет он русским народом… а если он потом умрет, то больше русского народа не будет… Странные слова Ваплаха немного озадачили Добрынина а тут еще Абунайка стал подпрыгивать с громкими выкриками, и с каждым прыжком он приземлялся ближе и ближе к народному контролеру. Пламя постепенна притухло, местные жители негромко причитали нестройным хором, постоянно повторяя слово «ОЯСИ-КАМУЙ». Ногам было холодно, а тут еще этот Ваплах, который считает себя народом… — Будет русский народ, будет! — немного раздраженно и устало сказал Добрынин. — Пусть русский человек не обижается, его народ всегда будет, а мой народ умрет… — Что за черт! — народный контролер вздохнул тяжело и посмотрел на парня прищурившись. — Чего он умрет?! — Я умру, и народ умрет… а больше в народе никого нет… всех убили… Захотелось Добрынину как-нибудь повежливее отвязаться от этого непонятливого местного жителя, возомнившего себя народом, и кашлянул народный контролер, подошел к Абунайке, который, попрыгав вокруг костра, остановился рядом и стоял спокойно, видимо, отдыхая. Подошел к Абунайке и сказал: — Может, назад в балаган пойдем? . — Пойдем-пойдем, уже-уже пойдем,-старик закивал головою. —Я уже все сделал. Добрынин оглянулся и с облегчением заметил, что Ваплах исчез. Местные жители поклонились старику, попрощались с ним словесно и тоже пошли куда-то. А старик, дотронувшись до руки Добрынина, чтобы привлечь его внимание, повел его назад в балаган. Шли они медленно. В голове у народного контролера было тяжело и туманно. Когда вошли в балаган, увидели лежащего на полу, раскинув руки, комсомольца. Он зычно храпел. — Надо подвинуть и накрыть, — деловито сказал старик. — Цыбульник — человек слабый, простудиться может. Из последних сил помог Добрынин Абунайке затолкать Цыбульника к «кровати» и свалить на него несколько оленьих шкур. После этого народный контролер устало уселся на бурый мех пола и перевел дух. Гул в голове стих, и он спросил старика, есть ли у того,еще немножко молочной водки. — Зачем немножко?! — удивился старик. — Много есть, много! — и он снова полез за кровать, вытащил еще одну бутыль. Разлили по кружкам, выпили. Снова по внутреннему миру Добрынина полилось нежное, приятное тепло, и окунулся он полностью в это тепло и понял, что если б сейчас еще собака залаяла — полное бы счастье возникло в чувствах народного контролера. И тогда он спросил старика: — Товарищ Абунайка, а собаки твои лают? — Очень редко… они хорошие, смирные… — А заставить их гавкнуть можно? — продолжал, допытываться Добрынин. — А зачем, они хорошие, смирные… — бубнил старик. — Да я очень хочу лай послушать. У меня там далеко, дома, собака есть, такой звонкий пес… Митька… — народный контролер говорил так душевно, что не привычный к подобным разговорам Абунайка даже рот открыл. — Русский далекий гость свою собаку любит! — радостно сказал он. — Хочет лай послушать?! |