Онлайн книга «Из Америки - с любовью»
– Что бы это значило? – пробормотал я. Действительно, как в телевизионной викторине. Что может означать этот неологизм? «Околовремя»? «Вневремя»? И почему в обозначениях отсутствует сочетание «альфа-1»? – Я готов признать, что та установка под куполом имеет отношение к физике невозможного, – проговорил я. – Но похоже, нам не остается ничего иного, как хватать все бумаги подряд, уносить и надеяться, что высоколобые в секретных лабораториях смогут раскусить этот орешек. Раздался громкий треск. Обернувшись, я увидел, как пунцовая Кейт старательно прилаживает на место обломанную ручку шкафа, на которую неосмотрительно оперлась. – Что вы делаете в моем доме? – раздался сварливый старческий голос. Мы как по команде обернулись. На пороге, близоруко щурясь, стоял старик в исподнем. В руке он сжимал даже не берданку – очень уж он напоминал поднятого по тревоге российского ночного сторожа, только вот лицо слишком трезвое, – а что-то вроде электрической бритвы. – Доброе утро, профессор, – выговорил я, стараясь не улыбнуться. – Не подходите, – предупредил старикан, тыча в мою сторону своим оружием. – Сергей, вы его знаете? – удивился Заброцкий. – В первый раз вижу, – честно признался я. – Тогда почему «профессор»? – А кем он еще может быть? – резонно возразил я. – Вы гляньте – чистый Эйнштейн. Старик напряженно вслушивался в наш разговор. Вдруг лицо его исказилось непереносимым осознанием. Выронив приборчик, моргнувший синей искрой и откатившийся в угол, он опустился на стул и закрыл лицо руками. – Вы русские? – спросил он глухо. – Да, – не стал отпираться я. Конечно, можно было представиться французом, но смысла в маскараде я не видел. – Я так и знал, – обреченно пробубнил старик. – Я знал, что эти болваны не уследят и сюда придут русские шпионы. Вначале именно русские. Остальные явятся потом, на горячее. – Послушайте, сударь, – обратился я к нему, подтаскивая второй стул и садясь напротив. – Объясните, пожалуйста… – А смысл? – горько поинтересовался старикан. – Вы меня все равно убьете. – Зачем? – возмутился Заброцкий. – Делать нам больше нечего! Как ни странно, этот циничный ответ затронул в душе старого янки какую-то струну. – Да? – подозрительно переспросил он. – Попробую поверить. – Что вы там говорили о болванах? – вернул я его на старую колею. – Эти люди из Комитета! Исусе, что за болваны! – воскликнул старикан, мигом разгорячившись. – Они совершенно не понимают важности фундаментальных исследований. Вы, наверное, видели установку? Это жалкий, убогий образчик, тень настоящего! Я уже третий год пытаюсь пробить аппаратуру по оригинальному проекту, а что получаю? Отговорки! То рутений-родиевый сплав им дорог, то энергии не хватает. Теперь у них новая мода – они впутывают науку в какие-то сомнительные проекты политического свойства. Я хотел было заметить, что эта новая мода идет со времен Тувалкаина, но смолчал – незачем сердить пожилого человека. – Вы уж простите старика, разговорился я, – внезапно сбавил тон штатник. – Правда, это для нас больная тема. – Простите, а с кем мы, собственно, имеем честь? – полюбопытствовал Андрей. – Что значит – с кем? – Старикан весь подобрался, как петух. – Профессор Джордж Эй Талбот к вашим услугам. Вы что, не прочли табличку на двери? Вот повезло, так повезло! – Мы не могли прочесть табличку, – виновато призналась Кейт. – Мы вошли в окно. – Шпионам положено лезть в окно, – пробурчал Талбот. – Даже когда дверь, между прочим, открыта. – Мы, видите ли, не хотели с вами встречаться, – пояснил я. – Не знали, что вы будете столь… спокойны. – И не встретились бы, – фыркнул старик. – Тоже мне, разведка. Знаете, что такое запор пополам с бессонницей? То-то. – Понимаете, профессор… – Я присел на нелепый в окружении фолиантов и синек антикварный пуфик, всем видом изображая полную безобидность. – Мы наткнулись на вашу лабораторию, в сущности, случайно. Посылали нас совсем по другой надобности. Так что если вы просто расскажете нам, над чем тут работают, мы выйдем в это же окно и не будем вам докучать посреди ночи. – Ха! – Профессор Талбот с неожиданной силой хлопнул по столу ладонью. – А что со мной будет потом? – Если никто не узнает, ничего не будет, – ответил я. – А если узнают… По-моему, у вашего начальства появятся иные проблемы. – Может, вы и правы, юноша, правы… – Талбот замолчал, раздумывая, и я подтолкнул его: – Рассказывайте. Только, пожалуйста, внятно и не спеша, а то мы люди военные, необразованные… Профессор заговорил. Слушать его было трудно – он увлекался, постоянно начинал торопиться, глотать слова и звуки; я перебивал его, просил «помедленнее», он кивал, сбрасывал темп и снова начинал разгоняться. Вдобавок изъясняться понятно для не посвященных в тайны высшей математики он не умел либо не утруждался, а потому теоретическая основа его выкладок доходила до меня через два слова на третье, если доходила вообще. Но и того, что я понял, хватило. Профессор утверждал, что видимая, осязаемая реальность – всего лишь иллюзия. Каждое событие в рамках квантовой теории порождает, как он выражался, «виртуальный мир». Время, которое мы привыкли представлять линейным, оказалось ветвящимся наподобие речной дельты. И лаборатория в Арлингтоне занималась проникновением в эти боковые – с нашей точки зрения – ветки времени. Анджей вмешался, заявив, что по словам профессора выходит, будто каждое движение пылинки на ветру порождает свой особый мир. Профессор замахал руками. Что вы, что вы! Во-первых, каждая ветка времени, каждый мир обладает определенной гибкостью. Незначительные изменения не нарушают его «причинной связности». Во-вторых, далеко не все ветки нам доступны – срабатывают какие-то резонансные эффекты. Так что реально проникнуть пока удалось лишь в несколько миров – их он и называл «патахронами», – и все они отличаются от нашего довольно сильно. Я попросил поконкретнее. – Что ж, – профессор откашлялся. – Если поконкретнее, то мы достаточно подробно изучили четыре мира, после чего сосредоточились на одном. Для первого точку расхождения нам установить так и не удалось, поскольку он весь покрыт радиоактивным льдом. – Он для разнообразия помолчал, наслаждаясь эффектом. – По-видимому, там разразилась всеобщая война с массовым применением ядерного оружия. Второй – это вариант нашего мира, но с существенными отличиями: Соединенные Штаты в нем раскололись на несколько государств, а результаты Второй мировой были значительно менее определенны. Как следствие – замедление прогресса, многочисленные мелкие конфликты. Не очень приятный мир. От нашего он ответвился где-то в области 1910 года. |