
Онлайн книга «Из Америки - с любовью»
![]() – Понимаю и сочувствую. Я попытался сдержать ухмылку. Летчик, офицер да еще и барон, внешность – хоть Зигфрида рисуй. Для местных провинциалочек Герман был, конечно, женихом хоть куда. Бедная «баронесса». – А ты, я смотрю, на машине. – Герман кивнул на «патрульчик». – Большим человеком стал, ваше благородие. Или уже высоко? – Да ну тебя. – Слова Германа сыпанули соль на свежерастравленную рану. – Слушай, а ты сейчас вечером занят? – Да нет, а что? Хочешь куда-нибудь пойти? – Не против. – У меня вовсе не было желания тащиться в свою пустую квартирку, когда подворачивалась прекрасная возможность весело провести вечер. – Есть идеи? – Ну-у, – задумчиво протянул «Эллочка». – Я в этой Риге без трех часов два дня, толком ничего не знаю. Только бога ради, не в «Ливонию»! – Почему? – «Ливонией» как раз и назывался ресторан Немецкого общества, и я решил, что Герману там самое место. – Меня там… видели, – Герман определенно смутился. – Все эти мои родственники, кажется, других заведений не знают. Вот, может, слышал, на Ратушной площади есть хороший ресторан… – «Мавр», – вспомнил я название. – Сойдет. – Я сел за руль и распахнул дверцу. – Выдам тебе служебную тайну – за последние полгода там еще никого не отравили. – Только одно условие, – заявил Герман, устраиваясь на сиденье. – Что за условие? – Ты везешь – я угощаю. Я расхохотался. Ох уж эта «баронесса». – Договорились. – А почему ресторан – «Мавр», в твоих полицейских архивах не сказано? – поинтересовался «Эллочка», когда мы свернули с Александровской на Мельничную. – Сказано, – фыркнул я. – Потому что почти напротив него стоит Дом Черноголовых. – А-а… – разочарованно протянул мой товарищ. – Погоди, так я ж его видел… когда… ой… Может, другое место поищем. – Нет уж, – жестоко оборвал его я. – Если встретишь очередную тетю Эллу… Ой! – Герман отвесил мне чувствительный тычок под ребра. – …с незамужней дочкой лет тридцати, значит, судьба тебе такой. Кысмет. – Ну и как тебе? – шепотом спросил Герман, сдавая фуражку седому швейцару с таким количеством ленточек, что тот должен был быть как минимум одним из критских десантников. – Неплохо, – так же шепотом ответил я, оглядывая полутемный зал. – Прямо как в настоящем ливонском замковом подземелье. – Ах ты, чертов поляк! – «Баронесса» попытался незаметно пнуть меня в бок. Я также незаметно уклонился. – Эх, не добили мы вас при Грюнвальде! – Что угодно господам офицерам? – выплыл из полумрака официант. – Столик на двоих, – заявил Герман и не глядя наступил мне на ботинок. – Прошу вас. Усаживаясь за столик, я прикинул длину свисающей скатерти – и наугад выбросил пострадавший ботинок. Герман издал еле слышный стон. Насколько секунд мы молча испепеляли друг друга взглядами. Потом «Эллочка» схватил салфетку и поднес ее к лицу. Я отвернулся. – Совсем как в добрые старые времена, – донеслось из-под салфетки сквозь сдавленное хихиканье. – Точно. – Я притворился, что внимательно изучаю меню. – Совсем как в харчевне у Пшздецкого. – Ага. С пивом и сосисками. – Точно. А помнишь, как Марек приволок под полой бутылку «смирновки» и вылил ее в пиво? – И потом пытался отодрать палочку от буквы «ша»? – И мы с трудом отодрали его от стенки. А помнишь, как мы скинулись на «Татру»? – Ну и развалюха же была! – Но ведь ездила, – возразил Герман. – Ездила. – При воспоминании об этой «езде» я поежился. – До тех пор, пока ты нас всех чуть не угробил. – Я говорил, что надо починить правую фару? Ведь говорил же?! И потом, кто мог знать, что там канава? – Фару. Это ж надо было до такого додуматься – посадить на одно колено Юльку, на другое – Марысю и так рулить. – А что мне было делать? Я кручу баранку как проклятый, а с заднего сиденья такие вопли доносятся! И потом, они сами порулить захотели. – Хорошо хоть канава была неглубокая, – философски заключил я. Фон Эллинг задумчиво уставился на свечу. – Странно, – сказал он после недолгого молчания. – Мы так старались поскорее доказать всем, что мы уже взрослые. И не понимали при этом, какое это было счастливое время. Около столика вырос официант. – Ваш заказ, господа. Некоторое время я старательно применял к отбивной азы армейской наступательной тактики, сводящейся к принципу «расчленить и уничтожить». – Послушай, Герман, – спросил я, дожевав последний кусочек пережаренного противника. – Что ты знаешь про американцев? – Интересный вопрос. – Герман отставил бокал и нанизал на вилку ломтик картофеля. – Наверно, то же, что и ты. Если не считать данных о самолетах вероятного супостата, то об американцах я сужу, как и большинство жителей Российской Империи, по «Унесенным ветром». – По фильму или по книге? – По фильму, – усмехнулся «баронесса». – И американок представляю себе по Скарлетт О'Хара – полуирландке-полуфранцуженке, которую к тому же сыграла англичанка с китайской фамилией. – Интересно. – А они о нас судят по «Войне и миру», – заявил Герман, приканчивая бокал. – А тот, кто умудрился прочесть пару страниц Достоевского, считается знатоком «загадочной русской души». – Ну так уж прямо… – Именно так. До Аляскинского кризиса Америкой вообще никто толком не интересовался. Ну, Америка, ну, большая. И все. Делить нам с ними было нечего, туристы их к нам табунами не валили, да и наших к ним не очень пускали. В смысле пускать-то пускали, но какой дурак будет в посольстве десять виз оформлять, если по всей Европе можно с одним паспортом кататься? А хочешь экзотики – так уж сгоняй в Манилу, а если совсем деньги девать некуда – в какой-нибудь Бангкок или другую Джакарту. Там тебе будет и древняя культура, и танец живота, и рагу из крыс. – А после кризиса? – А ничего толком не изменилось, – упрямо заявил «баронесса». – Не воспринимаем мы их. Ни как толкового союзника, ни как серьезного противника, ни как сильного нейтрала, с которым стоит считаться. – Но все-таки мы с ними воевали… – Да какая это война? Вот ты глянь по телику, как наши туристы ведут себя в Лондоне или в моем фатерланде. По струнке ходят, на желтый свет ступить боятся. А ведь победители. Но победа стоила столько, что побежденных по сей день уважают. А в разных там Италиях и Франциях – хуже, чем дома. В Риме квартал красных фонарей, считай, полностью за счет русских туристов живет. В Париже на Эйфелевой башне туалет каждый месяц заново штукатурят. Спасибо Высоцкому – что ни день, десять новых Вась расписываются. |