Книга Государственный киллер, страница 19 – Михаил Серегин

Тот, второй, ничего не сказал, а схватил остекленело глядящего перед собой ошеломленного отпором Саида и буквально выволок его из комнаты.

* * *

Свиридов остался один. Еду все не несли, и он поневоле вынужден был погрузиться в тягостные мысли, стараясь таким образом заглушить симфонии пустого желудка.

Беспорядочные звуки, издаваемые упомянутым внутренним органом Владимира, были единственным, что нарушало мертвую тишину, повисшую в квартире. Свиридов мог только догадываться, насколько она велика.

И внезапно – прямо за стенкой – послышался грохот падающей мебели, а потом хриплый матерный вопль, зависший на самой пронзительной ноте и оборвавшийся сухим треском двух выстрелов. Потом – полный ужаса и боли вопль, все приближающийся и нарастающий, и дверь свиридовской комнаты распахнулась, и влетел с выкаченными от ужаса глазами Саид, а за ним высокий массивный человек в разорванной на спине рубашке и босиком. В руке босого человека был перехваченный за дуло пистолет. Он настиг Саида и, перехватив его горло длинными пальцами, нацеленно ударил рукоятью пистолета в темя.

Тот конвульсивно вытянул вперед руки, вцепился в ворот и без того рваной рубашки своего противника – и, коротко простонав, осел на пол.

– Вот так, Вован, – не оборачиваясь, сказал человек в рваной рубашке. И Свиридов почувствовал, как по его коже волной пробегает леденящая дрожь. Потому что этот голос принадлежал тому, в чью смерть он уже почти поверил. Это был Афанасий Фокин.

– Какая комедия, – пробормотал Владимир и начал смеяться – глухо, неправдоподобно, нелепо. – Что же это такое, черт побери?

– Комедия в самом деле весьма занимательная, Свиридов, – проговорил тот, – я бы сам разобрался, что к чему, но прежде нам надо свалить отсюда… клянусь пресвятой богомат… м-мать твою!

– Куда свалить-то?

– А тебе не все равно?

– Честно говоря, так-то оно так, – откликнулся Владимир, – но уж больно у них наручники основательные. Я бы, конечно, открыл, но когда под рукой только скрепка, которую я нашел вон в той книге, все становится куда проблематичнее.

– Ы-ых, гррехи мои тяжкие! – вздохнул отец Велимир и вынул из кармана связку ключей. – На, примерь.

– Подойдет, – сказал Владимир и открыл кольцо наручников. – А что, в квартире больше никого не осталось?

– Почему? – отозвался тот. – Трое здесь, считая этого, – он кивнул на находящегося в депрессивном коматозе Саида, – еще трое там, – и он сделал какой-то неопределенный жест в сторону комнаты, откуда двумя минутами раньше раздались звуки выстрелов, крики и грохот мебели.

– Ну что… Господь осенил нас своей всеблагой милостью, – проговорил Свиридов, вставая и разминая затекшие члены, – кстати, благословляю тебя, сын мой.

Тот непонимающе посмотрел на Владимира и многозначительно покрутил пальцем возле виска.

– Я же тоже теперь духовное лицо, причем очень значительное, – продолжал Свиридов. – Правда, католической конфессии…

* * *

Илья проснулся оттого, что кто-то длинно и очень настойчиво звонил в дверь. Он повернул голову и почувствовал, что мозги, размазанные по стенкам черепа, болезненно колыхнулись и бросились в лобовую часть с таким энергетическим импульсом, что из глаз брызнули малиновые искры, а в ушах поплыл отнюдь не малиновый тягучий звон.

– Какого х.. – начал было Илья, и тут его взгляд прополз по скомканной и почему-то рваной простыне и наткнулся на неподвижное женское тело в метре от себя, на котором этой самой простыни, пусть даже рваной, не было. Впрочем, в том состоянии, в коем находился сейчас Свиридов-младший, было не до обнаженных женщин и тем более не до назойливых звонков в дверь.

– М-м-м… ык! – вырвался из глубин его измученного существа густой утробный звук, и он по неправильной синусоиде направился открывать, тем более что в дверь уже начали стучать.

– Ы-ы… кто?

– Милиция, – ответил энергичный ясный голос. – Мы от вашего брата, гражданин Свиридов.

Илюха истратил слишком много энергии, чтобы еще что-то пытаться соображать, и потому открыл без разговоров. В прихожую вошли двое улыбающихся милиционеров в звании от сержанта до старшего сержанта, и старший по званию весело осведомился:

– Похмелье, дружок?

– Похмелье, – буркнул Илюха и обессиленно прислонился к стене.

Второй заглянул в гостиную и присвистнул:

– Ого!.. Василь, гля, какая тут бордель, е-мое!

– «Бордель»… м-м-м… мужского рода, – невнятно пролепетал Илья.

– Чево?

– Ладно, Ленчик, чего с ним попусту моросить? Одевайтесь, гражданин Свиридов, вас очень хотят видеть.

– А с этой чего? – спросил сержант Ленчик.

– А пусть спит, – махнул рукой его напарник, – нам насчет возможных лиц женского полу легкого, так сказать, поведения ничего не говорили, и ладно. Пусть дрыхнет, мымра!

– А она ничего, – заметил второй представитель правоохранительных органов и снова заглянул в комнату. – М-да-а-а-а…

* * *

Илюху снова водворили в КПЗ. Впрочем, он понял это только к вечеру, потому что весь день находился в полубессознательном состоянии, а по прибытии в камеру незамедлительно рухнул навзничь и заснул.

На следующий день его вызвали на допрос. Допрос вел капитан Буркин, тот самый типаж серийно-запойного вида, что наличествовал в кабинете Панина в тот памятный момент, когда туда привели на беседу Владимира Свиридова.

– Присаживаемся, – сказал Буркин Илье и уткнулся в какие-то документы, разбросанные на столе. Прошло минут двадцать, и, казалось, он забыл о существовании задержанного в своем кабинете.

Наконец он вспомнил об Илье.

– Свиридов, – неожиданно визгливым для человека с таким багрово-пропитым цветом лица заговорил капитан, но потом отхлебнул воды и скорректировал голос до обычного своего сиплого баритона, – вы обвиняетесь в том, что принимали участие в деятельности преступной группировки, возглавляемой вашим братом. Согласны ли вы с предъявленным обвинением?

Илюха онемел. Несложно понять состояние человека, которому с интервалом в двое суток инкриминируют убийство и участие в организованной преступной группировке.

– Что ты молчишь? – несколько повысив голос, напористо спросил Буркин.

– Какой… преступной группировки? – наконец выдавил бедный Илюха.

– Да что ты валяешь дурака? – рявкнул капитан. – Твой брат находится в федеральном розыске, а он тут ломается, как мальчик-одуванчик!

– Я не понимаю… – пробормотал Илья, который в самом деле ничего не понимал. Он бы и рад сказать то, чего от него ждут, да никак не поймет, в чем суть грозного обвинения.

– Хорошо, – сурово сказал Буркин и значительно наморщил лоб, – я тебе скажу, раз ты такой непонятливый. Твой брат находится в федеральном розыске по обвинению в ряде террористических актов и убийств. В частности, он обвиняется во взрыве в московской клинике, при котором погибло несколько человек.