Онлайн книга «Воля под наркозом»
|
– Это еще зачем? – Для общего развития, – туманно пояснил я. – Поехали, а там, глядишь, что-нибудь и придумаем. Дорогу знаешь? – Приходилось бывать. По службе, разумеется. А, поехали, – неожиданно согласился полковник. – Никогда не знаешь, где найдешь. Может, и вправду чего накопаем. Только, будь любезен, избавься от этого маскарада. Прямо в дрожь бросает… Территорию психиатрической больницы Чехов знал как свои пять пальцев. Решительно отвергнув помощь престарелой медсестры, он прямиком направился в кабинет главного. – Учти, говорить я буду, – предупредил он. Отстранив все еще пытавшуюся завладеть нашим вниманием медсестру, полковник стукнул в дверь и, не обремененный правилами хорошего тона, тут же распахнул ее. Тяжелой походкой уставшего от сует службиста он прошествовал в кабинет, грозной тенью навис над столом главного и сухо бросил: – Здравия желаю… Главного мы застукали в момент подготовки к обеду. С сожалением оторвав взгляд от пирожков домашней выпечки, он перевел его на полковника, удостоив мою неприлично обросшую физиономию лишь мимолетным вниманием, и вместо приветствия с горечью произнес: – А, это вы. Давненько не виделись. – В его голосе сквозила безмерная усталость, тоска по румяным пирожкам и ни капли радости. – С чем пожаловали, э-э-э… – Юрий Николаевич, – укоризненно подсказал Чехов. – С чем пожаловали, Юрий Николаевич? – тоска в голосе стала более ощутимой. – Меня интересует пациент, самовольно покинувший вчера территорию больницы. – Ах, этот? Так он уже возвращен обратно. Чехов воспринял эту информацию молча. Я, естественно, тоже не издал ни звука, а твердокаменный взгляд устремил на зарешеченное окно за спиной главного. – Он что-нибудь успел натворить? – осторожно поинтересовался тот. Чехов продолжал хранить суровое молчание. – А, понимаю, служебная тайна, – в голосе главного сквозило совсем уже безысходное отчаяние. Он посмотрел на пирожки, сглотнул и устало махнул рукой. – Мария Ивановна, проводите товарищей к пациенту. – Так у него же дохтор, – оживилась медицинская старушка, – энтот, из специальной… – В самом деле? А ну и… – главный не договорил, только скривился и красноречиво махнул рукой. Медсестра понимающе кивнула, широко улыбнулась мне с Чеховым, продемонстрировав слишком белые и слишком ровные зубы. – Попрошу за мной. – Мне послышалось или она сказала «специальной»? – прошептал Чехов, пока мы мчались по коридору за неожиданно шустрой старушкой. – Точно. Так и сказала: «специальной», – охотно подтвердил я. – Послушайте, уважаемая, э-э-э… Мария Ивановна! – Так ить уже пришли, – отмахнулась Мария Ивановна разом от всех возможных вопросов и резко затормозила у одной из многочисленных дверей. – Тут они. Это была не больничная палата, а кабинет, обстановкой и атмосферой напоминавший психотерапевтический. В глубоком кресле полулежал худощавый молодой человек. Он равнодушно задел нас ничего не выражающим взглядом и перевел его дальше, куда-то в пространство. Напротив и немного сбоку от него стояло еще одно кресло попроще. Сидящий в нем небольшой человечек в белом халате недовольно вскинулся и тихо, но резко произнес, обращаясь к Марии Ивановне: – Я же просил не беспокоить! – Так ить… – не найдя подходящих слов, медсестра выразительно покосилась на нас. Некоторое время я и маленький доктор ошеломленно таращились друг на друга, наконец я выдавил: – Здорово, Крутиков! Чехов прекратил бороться с выданным заботливой медсестрой халатом, который ни за что не желал прикрывать сразу оба его широченных плеча, с любопытством посмотрел на Крутикова, потом на меня. Не дождавшись поддержки с моей стороны, вцепился маленькими глазками в психиатра и деловито сказал: – А, доктор, наконец-то мы встретились! Хотя, признаюсь, увидеть вас здесь не ожидал. Крутиков спокойно выдержал его пронзительно-профессиональный взгляд, посмотрел вопросительно на сгорающую от любопытства Марию Ивановну. – Товарищи из органов, – услужливо шепнула та, захлебываясь от счастья. – Ах, вот как, – снисходительно проронил Крутиков. Чехов крякнул, обнял медсестру за костлявые плечи и начал настойчиво подталкивать ее к двери, быстро шепча что-то на ухо. Медсестра, сосредоточенно кивая, послушно вышла за порог, но там неожиданно встрепенулась. – Так нет же, – жизнерадостно заявила она во весь голос, – имя у больного теперича имеется! И фамилия тоже! Попов Игорь Геннадьевич. Чехов развернул медсестру лицом к себе, сурово поинтересовался: – Откуда информация? – Тетка его нашлась, – торопливо пояснила медсестра, непроизвольно вытягиваясь по стойке «смирно». – Вчерась приехала, под вечер уже. Из-под этого, как его… Воронежа! – Где тетка? – В магазин побежала, за фруктами, – разочарованно сообщила Мария Ивановна, выражая крайнюю расстроенность тем, что не может предъявить недисциплинированную тетку полковнику сию минуту. – Понятно. Мария Ивановна, – торжественно сказал Чехов, – благодарю за своевременно предоставленную информацию! Медсестра просияла. Я ожидал, что она сейчас рявкнет что-то типа «Служу Советскому Союзу!», но старушка только коротко и многозначительно сказала: – Всегда! Потом проронила, адресуясь к остальным, то есть к нам, сирым: – До свидания! – Признательно посмотрела на полковника. – Если понадоблюсь… И строевым шагом удалилась. – Старая закалка! – восхитился Чехов, плотно прикрывая дверь. – Ну-с, господа, на чем мы остановились? Минут пятнадцать спустя полковник вызвал меня в коридор на совещание. Дверь в кабинет он предусмотрительно оставил открытой, чтобы Крутиков ни на миг не оставался без присмотра. – Что скажешь, док? – Да что тут говорить, по-моему, все ясно как солнечный денек. То, что он, – я мотнул головой в сторону терпеливо ожидавшего своей участи Крутикова, – наведывается сюда полулегально, вполне можно понять: неизвестно, как на это посмотрит руководство, это во-первых. А во-вторых, неизвестно, с кем можно поделиться информацией, а с кем нет. Колобок же сказал, что сразу понял – случай необычный. Думаю, его еще вело естественное желание профессионала во всем разобраться самому, а потом уже порисоваться перед коллегами. Вывод: считаю, Колобку можно довериться. – Считаешь? – Чехов задумчиво посмотрел на непривычно смирного Колобка. – Можешь уличить меня в субъективизме, но мне Колобок нравится. И потом, есть у нас другой выход? |