
Онлайн книга «Крестом и стволом»
«Неужели Колька рискнул?» – подумал отец Василий. – По крайней мере никакого ареста в ближайшие дни не ждите, – завершил отец Николай. – Сидите, отдыхайте, – молодой поп привстал со стула и вдруг вспомнил: – Да, я там в храме два обогревателя видел. Так я распоряжусь, чтобы Алексий вам их занес. – Храни тебя господь, – ласково улыбнулся отец Василий. Ему все больше нравился этот незаносчивый, разумненький молодой священник. – Сегодня же и распоряжусь, – у самого выхода пообещал отец Николай. * * * В ту ночь никто, конечно, обогреватели не принес. Отец Василий устроил себе лежанку, навалил сверху несколько одеял, попробовал предложить часть одеял и милиционеру, но парнишка смущенно отказался и всю ночь мерз, сидя за обеденным столом. Зато на следующий день началось настоящее паломничество. Вера и Анзор, Костя и Толян, совершенно незнакомые милиционеры и, напротив, отлично знакомые старушки приходили поддержать дух опального священника. – Крепитесь, батюшка! – трясли ему руку мужчины. – Господь вас не оставит! – уверенно обещали старушки. Верить в это очень хотелось. А к обеду произошло сразу два знаменательных события. И, когда дверь широко распахнулась, а на пороге появилась Ольга, отец Василий даже не смог тронуться с места от потрясения – только слезы катились по его щекам в уже начавшую отрастать щетину. – Господи, Михаил Иванович, что с вами? – прижала к лицу руки Ольга. – Теперь все нормально, – плакал отец Василий. Она была здесь, а значит, ничего плохого случиться уже не может. Ольга не подходила к мужу до тех пор, пока милиционер не застеснялся и не вышел «покурить», – только после этого упала ему на грудь. – Бесчувственный вы человек! – корила она его. – Я там извелась вся в одиночестве! Все думаю, как вы здесь! Хотя бы звонили почаще. – Я, кажется, звонил, – пытался вспомнить отец Василий, остро ощущая, как слабы, как маловажны любые слова по сравнению с тем, что он чувствует! – Стрелка и та счастливее меня! – всхлипнула Ольга. – Небось каждый день вас видела! – Потерял я Стрелку, – повинился отец Василий. – Ну да, – всхлипнула Ольга. – Как же! Ее потеряешь! Во дворе ваша любимая Стрелка – сено кушает! Отец Василий вздрогнул и вдруг ясно осознал, что все закончилось: господь больше не испытывает своего верного раба, господь убедился в том, что он будет терпеть до последнего, умрет, если понадобится, но не отступит от однажды избранного пути! Что бы там ни изобретали всякие Ковалевы да Пшенкины! * * * Его взяли в восемь вечера этого же дня. Из въехавшего во двор «автозака» выбрались четыре милиционера, и охранник отца Василия непроизвольно напрягся, а Олюшка, напротив, безвольно опустила плечи. – Все будет хорошо, – обнял ее отец Василий. – Вот увидишь, господь не допустит. – Я так устала, – снова заплакала Ольга. Вошедший офицер сунул священнику бумагу с предписанием об изменении меры пресечения, а проследовавшие за ним молодцы завернули отцу Василию руки за спину и волоком потащили к машине. – Вот увидишь, Оленька! – выворачиваясь в руках конвоя, крикнул священник. – Все будет хорошо-о! Его затолкали в клетку, и машина тронулась, качаясь на ухабах разбитой осенней дороги. * * * Когда священника ввели в кабинет Ковалева, там сидела целая комиссия, а сбоку, у окна стоял сам Николай Иванович Медведев. Глава района бросил на отца Василия косой взгляд и снова отвернулся, а Ковалев загадочно улыбнулся и указал рукой на одинокий стул в торце стола. – Садитесь, Михаил Иванович, – официально пригласил он. Священник кивнул и присел на краешек стула. – Ну, что ж, – оглядел сидящих офицеров Ковалев. – Начнем, товарищи. Никто не возражал, и только Медведев недовольно засопел. Некоторое время Ковалев зачитывал общие фразы, но чем дальше он читал, тем более безнадежная ситуация прорисовывалась. В частности, свидетели показали, что незадолго до убийства милиционеров священника Михаила Ивановича Шатунова видели в обществе убитых, причем они ссорились, и гражданин Шатунов угрожал милиционерам физической расправой. – Смотри, Паша, – недовольно покачал головой развернувшийся лицом к действу Медведев. – Они у тебя на суде-то не откажутся? – Не откажутся, – коротко ответил Ковалев. Кроме того, экспертизой были сопоставлены частички биологического происхождения, обнаруженные на рясе священника и снятые с мундиров убитых. По своей структуре частички совпадают. Далее шли цитаты из протоколов допросов и заключений экспертов, а в конце делался однозначный вывод: необходимые доказательства собраны, дело можно передавать в суд. Наступила мертвая тишина. Все сидящие в кабинете облеченные немалой властью люди прекрасно понимали, какой мощи идеологическую бомбу приготовил Ковалев. Было отчетливо видно, как не хотят они, чтобы этот заряд сработал. Но крыть было нечем – Пшенкин постарался на славу. – У вас есть что сказать? – не называя священника по имени, обратился к нему глава района. «Как последнее слово!» – подумал священник и отрицательно покачал головой. – Пустите меня, я сказал! – закричали в коридоре, да так громко, что даже люди, сидящие за двойными дверями, вздрогнули. – Пустите! – Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился седой, коричневый от солнца бывший участковый Сергей Иванович. – Что, подонки?! – закричал он. – Гробите невинного человека?! «Комиссия» заволновалась. – Выйдите, Сергей Иванович! – жестко приказал Ковалев. – Вас не приглашали! – А к тебе, падаль, у меня особый разговор! – глаза в глаза Ковалеву выпалил пенсионер. – Что вы себе позволяете?! – возмутился Медведев. – Немедленно покиньте помещение! – Нашли мы твоих покойничков! – не обращая внимания на Медведева и по-прежнему не отводя глаз от милицейского начальника, сказал старик. – Всех твоих якобы сбежавших. Ковалев дернул кадыком и оперся о стол. – Николай Иванович! – обратился к главе района пенсионер. – Помните это дело об убийстве задержанных в СИЗО? Недоказанное такое дельце. – Ну, помню, – сосредоточился Медведев. – И что? – Нашли их рыбаки! Всех нашли! В Волге. С железяками на ногах, – он снова повернулся к Ковалеву. – Все, Паша! Теперь ты влетел по-настоящему! Всех на попа не повесишь! И Ваську, тобой, а не им, – ткнул он пальцем в священника, – убитого, я тебе никогда не прощу! Гнить тебе на зоне до конца дней! |