Онлайн книга «Гений войны Суворов. «Наука побеждать»»
|
Он жил угрюмо в сельском заточеньи, С людьми простыми запросто дружа; Оттуда видя всей земли волненье, Орлом полдневным над землей кружа. В народных русских песнях Суворова сравнивали с соколом, узбекский поэт уподобил великого старца орлу. И — ещё одна подробность — в кончанском заточении утешением Суворова были стихи. Стихи, в которых отразились его прошлые подвиги. В ноябре 1798 г. Суворов пишет Хвостову из ссылки: «А/лександру/ С/еменовичу/ Р/умянце/ву поручено от меня между пр/очим/ привесть с собою из С/анкт/-П/етер/б/ург/а «Сувориаду», оду на Измаил Д. Хвостова, на Варшаву оду Кострова, на Варшаву песнь Г. Державина, то ж, коли есть иные, коих не знаю; томик — перевод Оссиана Кострова. Ежели Р/умянцев/ в чем по тому неизправен, я вас прошу изправить и ко мне перевесть. Деньги возмещу». А с деньгами у Суворова тогда было плоховато: опала, наветы, иски… Но на стихи он не жалел, ценил и внимание поэтов и возможность читать стихи о собственных славных делах. Ещё один миф, имеющий документальные подтверждение, — предание о Терентии Черкасове. По легенде, староста одного из имений Суворова, скрывая своё расточительство и воровство, зная генеральскую слабость, отписывал барину неумелыми стихами. Терентий Черкасов не был деревенским старостой — он был юристом, юриспрудентом, вел дела Суворова и заслужил следующее высказывание Александра Васильевича: «Терентий вместо дела упражняется только в поэзии». Терентий Черкасов посвящал Суворову стихи: Буди силен и красен, Почтеньем превознесен. И что злобной супостат ни деет, Моя преданность не оскудеет. И как светло блистает звезда, Тако соделывается от источника правоты мзда! Суворову везло на графоманов, тысячи тонн словесной руды посвящали они добродушному полководцу. А может быть, полководец осознанно окружал себя хорошими и разными поэтами, образовывал героическую, зовущую на подвиги, атмосферу. Мифологизировал собственное существование, вырываясь из будничных хлопот в мир стремительных переходов, доведенной до совершенства тактики, в мир шутливых обменов стихами и громких поэтических голосов. Суворов знал, что такое быть национальным героем. Поэзия — и даже немудреные вирши плутоватого Терентия Черкасова — была важной составляющей и будничной жизни полководца, и его праздников. А праздником для Суворова и для окружавших его поэтов была — победа. Незадолго до смерти, получив от поэта А.П. Брежинского очередной стихотворный панегирик, смертельно больной Суворов растрогался, как некогда в Варшаве, когда прочитал державинскую оду. Из Праги Суворов салютовал Брежинскому ответными стихами: И в холодном краю света Есть к наукам пылкий жар! Благодарность для поэта Вместо лавров будет в дар. Пусть в Отечестве любезном Он Гомером прослывёт, Будет гражданин полезной, В дружбе с лирой да живёт. Щемящую эпитафию Суворову написал брат суворовского адъютанта А.А. Столыпина Николай Александрович, трагически погибший в Севастополе в 1830 г.: Стой, Росс! И омочи слезами камень сей! Здесь прах лежит того великого героя, Кто не щадил для нас ни жизни, ни покоя; Россией был любим, почтен вселенной всей. Выделялась из общего ряда и эпитафия М.Н. Муравьёва, много лет искренне восхищавшегося Суворовым. Свои стихи он написал под влиянием главной эпитафии — «Здесь лежит Суворов»: Величие души, заслуги, добродетель, Военно счастие, которым мир гремит, — Всё смерти покорил вселенныя содетель. Смиритесь, смертные: Суворов здесь лежит. * * * Следующая волна поэтических отражений Суворова тесно связана с Отечественной войной 1812 г., с героикой первых десятилетий XIX в. Поэты — будущие декабристы и вельможи — клялись именем Суворова, учились у Суворова, вспоминали о великом Суворове. Из некоторых воспоминаний вышли всем известные поэтические шедевры. Василий Андреевич Жуковский — поэт, «в наследие» которому оставлял лиру Державин, — в «Певце во стане русских воинов», между прочим, писал: Но кто сей рьяный великан, Сей витязь полуночи? Друзья, на спящий вражий стан Вперил он страшны очи; Его завидя в облаках, Шумящим, смутным роем На снежных Альпов высотах Взлетели тени с воем; Бледнеет галл, дрожит сармат В шатрах от гневных взоров… О горе! горе, супостат! То грозный наш Суворов. «…» Гордитесь, ваш Державин сын! Готовь свои перуны, Суворов, чудо-исполин, — Державин грянет в струны. «Певец во стане русских воинов» — самое известное стихотворение времен Отечественной войны 1812 г. и последовавших за ней европейских кампаний. В то время «Певцом…» Жуковского зачитывалась вся Россия. Символично, что в легендарном стихотворении, посвященном воинам 1812 г., нашлось место и для полководца прежних лет. Для Суворова. Этот факт показывает силу суворовской легенды, её значимость для России и в Отечественную войну и позднее. Суворов был вдохновителем и учителем не только генералов и офицеров, но и солдат русской армии, воспитанных на рассказах лермонтовских «стариков» о суворовских походах. Генералы делились воспоминаниями о престарелом победителе французов, офицеры пересказывали анекдоты о Суворове, а солдаты — пели песни о старом фельдмаршале. Впрочем, и офицеры пели суворовские песни, а солдаты слагали о «батюшке Суворове» легенды и анекдоты. Былинным исполином из народной исторической песни предстаёт Суворов в «Певце во стане русских воинов». Овеянный духом северных преданий, Суворов, как воплощение защитника Родины, преподносится Жуковским в связи с державинской одой «На победы в Италии». Старый заступник России пригодился и через двенадцать лет после своей кончины. Он усмирил Бонапарта силами своих детей-учеников. И не случайно у Жуковского в печальной перекличке павших героев встречается обращение «отец Суворов». Да, наш генералиссимус к тому времени стал уже поэтическим символом, вроде Леля, Северной Пальмиры, Брута, Аспазии, Семирамиды… И — русским воплощением Александра Македонского. Для поэтов пушкинского золотого века суворовская тема не была первостепенной. Они — дети первых десятилетий XIX в. — были воспитаны на трёх последних кампаниях Наполеоновских войн, прежде всего — на Отечественной войне. Ученики Суворова — князь Багратион, князь Кутузов, казак Платов — символизировали для них то, что для Державина, Кострова, Дмитриева символизировал Суворов. Доблесть, славу, патриотизм. Это не означает полного исчезновения суворовской темы в русской поэзии — просто с первого плана генералиссимус переместился в сторону от главных событий эпохи романтических эгоистов. Суворова вспоминали как «отца», патриарха русской армии, как национального гения — таковыми в то время считались Пётр Великий, Екатерина да Михайло Васильевич Ломоносов. Вызывали интерес и даже почитались также Александр Данилович Меншиков, писатели Гаврила Романович Державин и Иван Андреевич Крылов, талантливейшие из «екатерининских орлов» — Потёмкин, Румянцев, Панин, Безбородко. В этом ряду удостоившихся «гражданской канонизации» очень скоро оказались и полководцы-герои 1812 г., и Н.М. Карамзин, А.С. Пушкин, М.И. Глинка — тайновидцы отечественной культуры века XIX. Суворов занял достойное место в пантеоне прославленных «отцов нации». Именно как один из отцов нации выступает Суворов в патриотической поэзии, посвященной событиям 1812–1815 годов, в поэзии декабристов и их современников. Суворова упоминали Е.А. Баратынский и П.Н. Вяземский. Поэтическую надпись «К портрету Суворова» составил ещё в 1802 г. автор популярных в 1812 г. воинских патриотических песен И.А. Кованько: |