Онлайн книга «Джентльмены чужих писем не читают»
– Давно? – Да нет, токо что… – Сиди здесь, – приказал он напарнику. – Я тебе, блядь, покажу спящих деточек… – Кого? – рассеянно спросил Василий. Но Абрамыч уже скрылся в темноте и не ответил. Василий откинулся на спинку сиденья и потянулся, и закатил в блаженстве глаза. – Ёлочка! – сладко вздохнул он, почесав заскорузлым пальцем промежность, а потом взгляд его сделался вдруг осмысленным, и он устремил его куда-то в чёрное небо, на котором из-за смога не было видно никаких звёзд, а потом ни с того ни с сего сказал несколько фальшивым голосом: – Как-то там братану на вертаке рулится?.. А минут через десять он вытаращил глаза, потому что Абрамыч возвращался не один, а с пьяной бабой под мышкой, той самой, что только что прошла мимо сидевшего в машине Василия, не взглянув в его сторону. Баба, насколько он мог разглядеть, была так себе: приземистая, чёрная, шнифты на выкате. Длинные волосы с вороным отливом отнюдь не наводили на мысль об ароматных шампунях от фирмы “Лореаль”. Короткая, по самую люсю, юбка имела сбоку разрез, в который был виден кусок крутого бедра. Белая кофтёнка не доставала до талии, и глубокий пупок плавал в складках довольно толстого живота как муха в… нет, пожалуй, все-таки в патоке. Не настолько ещё Васька-Вардаман накушался воли, чтобы воротить морду от мочалок, какого бы сорта, качества и цвета они не были. Но это Василий, а про Абрамыча-то ведь не подумаешь, что он там оголодал или ещё чего. Василию было всё это очень удивительно, тем более что за месяц знакомства он Абрамыча с бабой ещё не видел. То есть, понятно, что пожилой уже, плюс еврей, всё такое, но ведь всё равно человек… Василий, радостно осклабясь, открыл дверцу и вылез навстречу своему сотоварищу. – Абрамыч, – сказал он, сверкнув золотым зубом. – Ну ты, в натуре… Баба заржала, непонятно чему радуясь, дура. – Василий, – торжественно сказал Абрамыч. – Поздравляю тебя с днём рождения. А это тебе подарок. – Да у меня вроде не сегодня… – сказал Василий. – Только ей об этом не говори. Садись назад. Василий сел на заднее сиденье. Проститутка проскользнула вслед за ним и немедленно полезла к нему в шорты. – Эй, эй, – воскликнул Василий. – Ты чего это? Отпусти корягу-то! Абрамыч, чего она? – Так надо, – сурово отвечал Абрамыч, трогаясь с места. – А ответственная работа? – Это и есть ответственная работа. Сейчас приедем на место, я выйду, а ты её отхарь в машине так, чтобы пух и перья летели. Она сказала, что орёт, когда её дерут – нормально, пусть орёт. – Шухер нужен? – догадался Василий, уже ощущая могучий прилив крови в непарный орган. – Ну. Ты иностранные языки какие-нибудь знаешь? – Да нет… Только вятский. – Вот по-вятски и объясняйся с клиентом, когда он на тебя баллоны катить станет. Сильно бить не надо, а к человечку приглядись. Потом мне расскажешь, что за клиент. Кто знает, может, пригодится когда-нибудь. Мне нужно минуты три-четыре. Может, прокатит экспромт. Да! и презерватив не забудь надеть. Василий перестал что-либо соображать и, как только лайба затормозила и его старший партнер выскользнул из автомобиля, распахнув все дверцы, опрокинул крутобёдрую на кожаное сиденье, стащил с неё трусы, а она с него – шорты, два раза ронял из дрожащих пальцев упаковку с презервативом, пока она у него не отобрала, непрерывно хихикая, сей деликатный атрибут и не надела одним профессиональным движением на пылающую Васину свечу, действительно похожую на корягу из-за двух зашпигованных под головку бамбушей. И когда Василий, зарычав, навалился на неё как танк на березу, она действительно заорала как резаная и начала брыкаться так, что лайба заходила ходуном, испытывая на прочность хвалёные рессоры из ласарской стали. Что потом было – Василий помнил плохо. Не успел он кончить, как набежали какие-то люди, и среди них – тощий как вобла мужик в одних подштанниках, на ходу глотающий таблетку и что-то кричащий прямо Василию в физиономию, а что кричащий – Василий не слышал, потому что у него уши заложило, так орала под ним крутобёдрая маньянка… Василий его бить не стал, а только взял одной рукой за лицо и слегка от себя отшвырнул. Бабёнка смылась. Мужик побежал в дом. Из темноты материализовался Абрамыч, сел за руль, и они рванули вдоль по безлюдной улочке. Довольный Василий развалился на заднем сиденье. – Теперь пива можно? – спросил он. – Теперь можно, агнец, – ответил Абрамыч. – Дербалызни от души. Перед выездом на проспект Абрамыч затормозил, зажёг свет в салоне и выудил из-за пазухи тощую папку с бумагами. – Ага, – удовлетворённо сказал он, заглянув в бумаги. – Знаю я этот Чапультепек. Поехали. – Поехали, – отозвался Василий. – Что скажешь за комиссара? – Да он полный бажбан, этот мусор, бля буду, – оживился Василий. – Дельфин безрадостный. К тому же ширакет [32] . Тебе пивка достать? Абрамыч, не отпуская руль, засунул палец в узкую ноздрю по самую третью фалангу и спросил: – Откуда ты знаешь, что он бажбан и ширакет, если ты, так сказать, по ихней фене покуда не ботаешь ни уна палабра? – Ну ты ныряешь, гудносый. Типа я за свою жистянку коксариков не навершался [33] ?.. Василий достал из холодильника ещё одну ледяную банку с пивом и внезапно своими затуманенными анашой мозгами подумал такую мысль: наверное, всё-таки он умер и попал в рай. Наверное, все-таки Леха-Щука, бакланский маз [34] из пятого отряда, сполнил свою божбу и посадил его на перо, подкараулив где-нибудь ночью на дальняке, или шестёрки его подкрались сзади и оприходовали душу грешную поленом по кумполу, да так ловко, что грешная душа тут же отлетела куда следует. Ну, то есть в рай, натурально. Недаром и братан, которого все уже лет пять как похоронили, тоже тут. А Абрамыч – ангел. Полный благостных мыслей, Василий сам не заметил как заснул, не выпуская ополовиненную банку из широкой ладони. Абрамыч, остановив лайбу напротив какого-то подозрительного кабака, посмотрел на юношу, пустившего слюну, и не стал его будить – небось не украдут парня. А украдут – им же хуже. Юноша проснулся сам спустя полчаса и поначалу долго не мог въехать, где он есть и как тут очутился. Потом прозевался, протёр глаза и разглядел Абрамыча, выходившего из кабака в сопровождении каких-то двух громил из местных, оба размером с Василия. Остановившись на секунду, Абрамыч перекинулся с ними парой слов и направился к “эйр-флоу”, а громилы – к свой тачке: драному и битому “понтиаку”. |