Онлайн книга «Большое зло и мелкие пакости»
— А когда она в сторону посмотрела, ты не видел, кто ее позвал? — Не знаю. Дядька какой-то. — Ты его видел, этого дядьку? — Там темно было, — сказал Федор, — какого-то дядьку я видел, но я не знаю, он ее звал или не он. — А узнаешь, если его увидишь? — Узнаю, — уверил Федор. Стреляли не сбоку, стреляли спереди, поэтому вряд ли “дядька” имел отношение к выстрелу, и все же, все же… — А Потапова ты знаешь? — Знаю! — оживился Федор. — Когда его по телевизору показывают, мама всегда меня зовет и говорит, что она с ним в одном классе училась. И еще она говорит, что если я буду хорошо учиться, то смогу стать таким же знаменитым, как Потапов. — Идиотка, — пробормотала Алина. Никоненко на нее оглянулся. — А где он был, Потапов, когда мама упала, ты не видел? — Видел. Он сзади шел. Прямо за мамой. — Он один шел или с кем-то? — Не знаю. Он просто шел. А когда мама упала, он самый первый к ней подбежал. — Подбежал? — Ну, не подбежал, потому что он очень близко был, он как-то — раз, и оказался рядом с ней. Ему кричали — уходи, уходи, — а он не уходил, он рядом с мамой на корточках сидел. Или даже на коленях. Очевидно, кричал проворонивший все на свете охранник. — Слушай, Федор, а спиной к тебе и лицом к маме кто стоял, ты не заметил? Все ведь тебе навстречу шли, да? А к школе вместе с тобой кто-нибудь шел? — Шел, — согласился Федор, — какая-то девушка шла. — Какая девушка? — Ну… такая. Красивая. Не такая красивая, как Алина, но все-таки красивая. Никоненко усмехнулся. — Какая красивая? Высокая? Или не очень? — Нет, не высокая, — решительно заявил Федор, — гораздо ниже Алины. Как мама. И шуба у нее была такая… Голубая и белая. — Шуба? — переспросил Никоненко. Что еще за шуба, когда на улице почти плюс десять? — Там и вправду кто-то был в норковой шубке, — вдруг сказала Алина, — в такой коротенькой голубой шубке. Точно. Как это ты, Федор, запомнил? — Был еще дяденька в светлей куртке, он боком стоял. И еще один в коричневом плаще. Только куда они потом делись, я не знаю. Я только на маму смотрел. Никоненко не хотелось записывать. Он был уверен, что собьет Федора с мыслей, если станет записывать, но все-таки он достал ручку и маленький блокнотик и записал: “Норковая шубка, светлая куртка, коричневый плащ”. Федор покосился на раскрытый блокнот. — А что потом? — А потом все закричали, подбежала Алина, и я ничего не видел, потому что она меня спиной повернула, Я даже не понял, что мама… что с мамой… что… Мордочка у него странно набухла, губы повело в сторону, и он вдруг во весь голос завыл, именно завыл, а не заплакал. Алина кинулась к нему и стала бестолково вытирать ему лицо скомканным носовым платком, и уговаривать, и шептать на ухо, и прижимать к себе, а он все выл и выл. — Стресс, — сказал Никоненко равнодушно. Немножко слишком равнодушно, но ему очень жаль было Федора, который только сейчас осознал, как страшно ему было. — Вы садист! — в лицо ему выпалила Алина. — Вас надо изолировать от людей, ясно вам?! Если вам еще раз взбредет в голову поговорить с нами, обращайтесь к моему адвокату! — Опомнитесь, — насмешливо сказал Никоненко, — к какому еще адвокату? Анискин опять куда-то подевался. Куда-то он все время пропадал в присутствии этой мымры. Игра в деревенского детектива никак не складывалась. Или они просто так устали вместе с Анискиным? — Дайте мне ваш адрес, — приказал он мымре, вовсе не уверенный, что она его послушается, — если вы мне понадобитесь, я заеду. Или еще кто-нибудь. Он записал адрес и сказал Федору, который все еще судорожно всхлипывал: — Держись, парень! Ты молодец. Только в следующий раз, когда мы с тобой будем разговаривать, постарайся не плакать. — Никакого следующего раза не будет, — отчеканила Алина, взяла Федорову ладошку и поволокла его к двери. — Ну-ну, — неопределенно пробормотал Никоненко. Глядя в ее возмущенную спину, он дошагал до конца коридора, прикидывая, не поговорить ли ему еще раз с врачом, когда из-за обшарпанного угла прямо на них вышел Потапов Дмитрий Юрьевич. — Ну что? — спросил он, не повышая голоса. — Как дела? * * * — Капитан Никоненко Игорь Владимирович, уголовный розыск. — Потапов Дмитрий Юрьевич, Министерство по делам печати и информации. — Мне бы поговорить с вами, Дмитрий Юрьевич. Потапов на секунду заколебался, и Никоненко понял, что он колеблется. “Не хочет он со мной разговаривать. Он играет благородную и важную роль “отца родного”. Он не погнушался приехать узнать о здоровье бывшей одноклассницы, которую подстрелили вместо него, а я ему мешаю. Я напоминаю ему о том, что его самого чуть не убили, что его охрана ни черта не охраняет, что ему — “самому Потапову” — придется теперь давать показания, что-то такое вспоминать, рассказывать…” И еще Никоненко решил почему-то, что Потапов прикидывает, не позвонить ли ему сию минуту Томину Борису Васильевичу, министру внутренних дел. Ты бы, Борис Василич, укротил своих бойцов, честное слово!.. Когда на улице стреляют — их нет никого, а как показания снимать, так они тут как тут! Топорная работа, Борис Василич, распустил ты их… Однако Потапов звонить Борису Василичу не стал. Благородный, понял Никоненко. — Вы… подождете меня? — спросил он довольно холодно. — Вообще-то я приехал узнать, как Маня Суркова себя чувствует, я… — Нам сказали, что она справится, — вдруг подал голос Федор, которого в некотором отдалении держала за руку мымра Алина Латынина. От любопытства мымра по-черепашьи вытягивала вперед худую шею. — У нее положительная… эта самая… как ее… Алин, ну что у нее положительное-то? — Динамика, — подсказала Алина. Потапов повернулся к ним, и Никоненко показалось, что так он всегда дает понять, что аудиенция окончена. Хрен с вами, решил Никоненко, неожиданно приходя в бешенство. “Я никому не нужный, маленький капитан из уголовного розыска, а вы все большие шишки. Вы можете вызывать своих адвокатов, звонить Борису Василичу и демонстрировать мне свое презрение. Я стерплю. Потому что это моя работа”. |