Онлайн книга «Другая история литературы. От самого начала до наших дней»
Даже развалин ее не восстановят они. Столько осталось еще и рухнуло столько такого, Что не сравнимо ни с чем и не воскреснет опять. Здесь даже боги богов изваяниям сами дивятся И походить на свои изображенья хотят. Не в состоянье была дать богам такой облик природа, В коем их дал человек на удивление всем. Лики живые у них и, взирая на них, почитают Дело художника здесь больше, чем их божество. Город счастливый, когда б у него были власти другие И не стыдились познать истину веры они! В книге «Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков» сказано: «Хильдеберт Лаварденский был тем из писателей XI и XII вв., в котором дух начинающегося средневекового гуманизма нашел наиболее чистое и ясное выражение… Из трех поэтов «овидианского предвозрождения» на Луаре Бальдерик Бургейльский, пожалуй, самый овидианский. У него нет глубины и ясности Хильдеберта, у него нет учености и достоинства Марбода, он легкомыслен, словообилен и хлопотлив, но в нем привлекательно само непосредственное простодушие, с которым он упивается новым миром, раскрывшимся перед его поколением». Спрашивается: какой же новый мир раскрылся перед этим поколением, если художники ничего нового не видят, скульпторы и архитекторы работают в прежней романской манере, поэты обращаются к Овидию, жившему за сотни лет до них, и до «обновления» («возрождения») еще двести-триста лет? Бальдерик Бургейльский. «ФЛОР-ОВИДИЮ» Шлю, Назон, я тебе привет мой, слезами омытый; Коль он к тебе не дойдет – и твоего я лишусь. Ты, изгнанник, живешь, привета лишенный, близ Понта; Так же, привета лишен, в Риме скорблю я, один. Кто, от отчизны вдали, постоянно к отчизне не рвется? Кто в родную страну жадно возврата не ждет? Разве что жалкий бедняк, не имея ни дома, ни крова, Может в себе не хранить память о крае родном. Ты ж, гражданин и потомок семей благороднейших Рима, Роду Цезарей был равен по крови своей. Изгнан ты в дальний парфянский предел и к тем, кто в изгнанье Кару несет за вину, ты без вины сопричтен. Цезарь во гневе тебя, не по праву, подверг наказанью; Слезы же лить о тебе – мне это право дано. Ныне из Рима ты изгнан, отправлен на Истр ледовитый — Ровно полгода царит там ледяная зима. Рим наш – вселенной глава, к нему весь мир притекает, Образ его для тебя – дом твой прелестный, родной. Наши театры знакомы тебе, каждый портик известен, И в переулке любом знаешь ты выход и вход. Где толпится народ, где девушки в страсти клянутся, — Знал ты все эти места, был там известен и ты. Принято считать, что возрождение началось в Италии. Мы же здесь видим, что все гуманисты живут в Англии, Франции и Германии: Ансельм Кентерберийский, Бернард Клервоский, Иоанн Сольсберийский, Оттон Фрейзингенский, Марботт Реннский… Марбот Реннский. Из «КНИГИ О КАМНЯХ»: Царь арабский Эвакс, преданье гласит, при Нероне, Том, что по Августе был вторым правителем в Риме, Книгу составил о том, какие камни бывают, Где обретаются, в чем их сила, их цвет и названье. Книга понравилась мне, и вот решил изложить я То, что в ней прочитал, как можно доступней и кратче. Я изложенье мое писал для себя и для близких - Ибо величие тайн умаляется дальней оглаской; Став уделом толпы, становится важное пошлым. Самое большее – трем друзьям я дарю эту книгу: Три – святое число, а я ведь пишу о священном И обращаюсь лишь к тем, кто к таинствам божьим допущен, Строгие нравы хранит и праведной жизнью известен. Ежели разум людской познает свойства каменьев, Силу их, коей причина сокрыта, а следствие явно, — Это кажется нам сугубо достойно и важно. Ведомо всем, что искусству врачей пособляют каменья Из человеческих тел изгонять зловредные хвори; Ведомо также и то, что каменья бывают причиной Всяческих благ, дающихся тем, кто должно их носит. Пусть никого не дивит – сомнение здесь неуместно, — Что в драгоценных камнях волшебная кроется сила: В травах сила ведь есть, а в камнях она только мощнее. «Следует также упомянуть Матвея из Вандома, поэта и теоретика литературы, любителя мифологии, черпавшего свои сюжеты из Вергилия, Овидия и Стация (все – линии № 5–6). Его «Гермафродита» Полициано перевел на греческий в 1494 году, а филологи нового времени долго принимали это стихотворение за подлинное произведение античности», – все это пишет С. Аверинцев в Истории всемирной литературы. А мы вспомним еще и Алана из Лилля (умер в 1202 году). Его аллегоризм, сложные построения тоже «заинтересовали итальянских поэтов» только с наступлением эпохи Возрождения, в XV веке. Нам приходится датировать творчество этих авторов, как и византийских, по «византийской» волне синусоиды, поскольку подтверждается серьезная параллель между хронологией Европы и Византии. Впрочем, если понимать, что Западная Европа была частью империи, это нас не удивит. 
Мазо Финигуэрра. Агамемнон и Менелай. Иллюстрация к «Всемирной хронике», XV век. 
Мазо Финигуэрра. Парис и Елена. Иллюстрация к «Всемирной хронике», XV век. Что же это такое было, Византия XII века? Следующим исследователям придется «собирать» ее по кусочкам, ведь в традиционной истории догматическое христианство этого государства «передано» в V–VI века, а светская литература для него «позаимствована» у XIV века, причем события, описываемые этой литературой, стараниями историков подарены «древним грекам» XIII века до н. э. Иоанн Цец (1110 – после 1180). «СОБЫТИЯ ГОМЕРОВСКОГО ВРЕМЕНИ»: К мрачному Кроносу Ночь удалиться еще не успела, — Раннего утра Заря, дочь Зевса, блеснула на кровлях. Гелиос славный в сияньи лучей из-за моря поднялся; Силою гордый своей, всем блаженным бессмертным светил он, Пир окончив в чертогах морских Посейдона-владыки. Радость, веселье объяло богов, увидевших Солнце. Тотчас проснулся Приам, из смертных самый несчастный; С пыльной земли поднялся, где сморил его сон ненадолго, |