Онлайн книга «Другая история литературы. От самого начала до наших дней»
Если же двинуться по череде средневековых возрождений дальше, то, читая поэтов VIII–IX «каролингских» веков, мы обнаружим в них стиль, мастерство, язык и образы, свойственные поэзии зрелого Средневековья, то есть XIV–XV веков. Свое название это возрождение получило по имени Карла Великого, который завоевал Рим столь же лихо, как и готы, и провозгласил себя императором. И эта его военная эскапада оценивалась римлянами, по словам историков, как новое завоевание северными варварами! Но в поэзии каролингского периода, в отличие от случая первого нашествия варваров, появляются гении не любовной лирики, а мастера прославления христианской церкви и наихристианнейших светских владык. Например в поэме Ангельберта «Карл Великий и папа Лев», действие которой относят к 799 году, автор описывает охоту Карла близ Ахена, причем с особым восторгом изображает он великолепные наряды Карла и его спутников – наряды, более уместные при дворцовых церемониях позднего Средневековья, а не на охоте в VIII веке. В поэме много реминисценций не только из Вергилия, но и из Лукана. Так что в этом «хронологическим конгломерате» не только изображается быт XIV века, но и посредством литературных приемов, «забытых» уже тысячу лет как. Ангельберт. Из поэмы «КАРЛ ВЕЛИКИЙ И ПАПА ЛЕВ»: Лес расположен вблизи на горе, и приятную зелень Роща скрывает в себе, и свежие есть в ней лужайки. Все зеленеет вдоль стен, кольцом окружающих город, Взад и вперед над рекой все виды пернатых летают, Часто на берег садясь и клювами пищу копая. То, к середине реки подлетев, погружаются в воду, То обращаются вспять и вплавь достигают прибрежья. Около тех берегов пасется стадо оленей В длинной ложбине меж гор, на пастбище, полном услады. Серна туда и сюда несмелым бегает шагом, Чтоб отдохнуть под листвой, и разные виды животных Всюду таятся в лесах. Так вот почему среди темных Рощ этих Карл, наш отец и герой досточтимый, усердно На мураве предаваться любил прелюбезной забаве, Псами зверя травить и дрожащей стрелою своею Племя рогатое бить под мрачною тенью деревьев. Только что Феб воссиял лучом, преклоненья достойным, И огнебровым зрачком его свет пробежал по высотам, Все крутые холмы и верхушки лесов озаряя Самых высоких, спешат отборные юноши к спальне Царской, и знатных толпа, собравшись туда отовсюду, Стала на месте своем, дожидаясь на первом пороге. Шум поднялся, беготня по всему обширному граду; Эхом своим с высоты ответствуют медные кровы; Неописуемый гул голосов возносится к небу. Ржаньем приветствует конь коня, и кричат пехотинцы; Перекликаются все, и всякий своих созывает; Пышно украшенный конь, в тяжелых металлах и злате, Щедрого рад принять короля на могучую спину, Буйной трясет головой и готовится к скачке по кручам. Вот, наконец, из палат, окруженный свитой придворных, Вышел на воздух король, досточтимейший светоч Европы. Светит он дивным лицом и ярко сияет обличьем. Лоб благородный увил драгоценной златой диадемой Карл, наш король; над толпой возвышаются плечи крутые; Отроки держат в руках широкие острые копья И четверною каймой обвитые льняные тенета, Псов кровожадных ведут, привязанных крепко за шеи, Алчных к добыче всегда молоссов с бешеной пастью. Вот уже Карл, наш отец, покидает святые пороги Храма, и герцоги с ним, и окольные шествуют графы. Вот растворились врата высокого града пред ними, Вот затрубили в рога, и клики двор наполняют. Юноши вперегонки поспешно к берегу мчатся… Вот королева к толпе долгожданная вышла из пышной Опочивальни своей, окруженная свитой огромной. То – Лиутгарда сама, прекрасная Карла супруга. Дивно сверкает у ней подобная розану шея, Пышный багрец красотой уступает косам, увитым Алыми лентами вкруг висков, белизною блестящих. Мантию шнур золотой скрепляет, берилл самоцветный — На голове у нее, в лучах золотой диадемы. Ярок пурпур одежд из промытого дважды виссона; Много различных камней украшают пресветлую шею. В свите прелестных девиц в охотничью рать она входит. Вот, веселясь, госпожа на коня горделивого села Между высоких вождей в окружении юношей пылких. В юной красе молодежь стоит у дверей в ожиданье: Ждут королевских детей. Окруженный пышною свитой, Нравом своим и лицом с высоким родителем схожий, Карл выступает вперед, носящий отцовское имя; На спину злому коню вскочил он привычным движеньем. Вслед ему Пипин идет, нареченный по имени деда, Славу отца своего возродивший в делах государства, Сильный в бою и отважный герой, и храбрый в сраженьях. Средь приближенных своих полководец щедрый выходит; Вот высоко на коне, окруженный блестящею свитой, Светит он дивно лицом и ярко сияет обличьем, Лоб же красивый его окружен лучезарным металлом. Сгрудившись вместе, толпа смешалась в широком проходе Настежь раскрытых ворот. Придворный синклит протесниться Хочет вперед, отчего поднимается ропот немалый. Резко трубят рога, и собаки с несытою пастью Лаем наполнили воздух, и шум достигает созвездий. Движется вслед за толпой ослепительных дев вереница. Ротруд у них впереди перед прочими девами едет На быстроногом коне, спокойным двигаясь шагом. Кудри, что снега светлей, аметистовой лентой увиты, Перемежаются в них каменья, сверкая лучами, А на главе у нее дорогими камнями усеян Венчик златой; скреплена изящная мантия пряжкой. Средь многочисленных дев, стремящихся следом за нею, Тут же и Берта горит, окруженная девственным сонмом, Голосом, духом мужским, обычаем, ликом пресветлым, Нравом, очами и ртом и сердцем с родителем схожа. Вкруг ее нежной главы – позолоченная диадема, В кудри, что снега светлей, вплетены золотистые нити, И дорогие меха украшают млечную шею. Взоры ласкает наряд, усыпанный всюду камнями, В пестром порядке они сияют лучами без счета И на монисте, а плащ хрисолитами сплошь изукрашен. Гисла следом за ней, сверкая своей белизною, В девичьем сонме идет, короля золотистая отрасль. В мальвовом платье своем блистает прекрасная дева. |