Книга Анна Австрийская. Первая любовь королевы, страница 39 – Шарль Далляр

Ришелье поклонился, но не отвечал. Людовик XIII продолжал:

— Даже ее величество королева жалуется на скуку и так же, как я, без сомнения, основывает на герцоге надежду, что он ее развлечет, потому что просила у меня позволения присутствовать вместе с нами на приеме, который мы сделаем сегодня первому министру и посланнику английскому.

— А! — сказал Ришелье, слегка побледнев и закусив усы.

— Находите вы что-нибудь необыкновенное в том, что я сказал вам, кардинал? — спросил Людовик XIII, вдруг приметивший это необыкновенное волнение.

— Вы властны делать, что вам угодно, государь, — ответил Ришелье с притворным уважением.

— Я знаю, что я властен, — колко возразил король, — поэтому я не уверений в этом спрашиваю у вас. Я спрашиваю у вас, кардинал, — продолжал он тотчас самым примирительным тоном, потому что боялся этого человека столько же, сколько ненавидел его, — я спрашиваю у вас только, не видите ли вы в желании, обнаруженном королевой, что-нибудь ускользнувшее от меня и несогласное с законами этикета?

Эта перемена в тоне вызвала улыбку кардинала.

— Если ваше величество удостаивает спрашивать моего совета, — сказал он, — я могу уверить вас, что присутствие королевы на приеме герцога Букингема не имеет ничего противного законом этикета и обычаям французского двора.

— Я сам так думал, — сказал король.

— Я прибавлю, — продолжал Ришелье, — что с той минуты, как вы, ваше величество, вознамерились быть как можно любезнее с английским министром, вы не могли придумать ничего, что могло бы быть для него приятнее, как тотчас же доставить ему случай положить к ногам королевы свою дань.

Эти простые слова были очень естественны и справедливы, но вероломный тон, которым они были произнесены, придал им страшное значение для ревнивого ума.

— Что хотите вы сказать, кардинал? — вскричал Людовик XIII, приподнимаясь со своего места.

— Просто то, что говорю, государь: герцог Букингем во время своего проезда через Париж два года тому назад был сильно поражен красотой королевы, и будет очень счастлив, когда найдет возможность восхищаться ею дольше и ближе не только сегодня, но каждый день, на всех праздниках, которые будут даваться по случаю брака его короля с сестрою вашего величества.

— Есть верный способ обмануть эту надежду — не допустить королеву присутствовать на этих празднествах, — сказал король с возрастающим гневом.

— Возможно ли это, государь?

— Почему же нет?

— Потому что это значило бы придать веру слухам.

— Что мне за нужда!

— Это значило бы оскорбить ее величество.

— Что мне за нужда!

— Ах, государь! Вы этого не сделаете. Разве королева виновата? Разве она должна быть жертвою того, что ее необыкновенная красота возбудила восторг, может быть слишком живой, в молодом человеке, красивом и любезном?

Это было масло, искусно брошенное кардиналом на огонь. Раздражение короля дошло до высочайшей степени.

— Для чего, кардинал, — сказал он запальчиво, — для чего, если вы знали, что герцог Букингем имел дерзость поднять глаза на королеву, так медлили вы сообщить об этом мне?

— Я не видел в этом ни малейшей важности, государь, — холодно ответил Ришелье, — потому что не мог предвидеть и не считал возможным вторичный приезд его светлости.

— Это значит, что теперь, именно вследствие его приезда, эта важность бросилась в глаза мне самому.

— Ваше величество, вы не так поняли меня. Добродетель королевы стоит так высоко, настолько выше подозрений, что, по моему мнению, ничто не может ей повредить.

— Я не обвиняю добродетель королевы, но королева женщина, а все женщины…

Людовик XIII сам остановился пред тем, что он хотел было сказать.

— А все женщины — женщины, — докончил он. — Откуда у нее вдруг явилось внезапное и необыкновенное желание присутствовать сегодня на этом приеме?

— Женская прихоть, государь, прихоть женщины скучающей, которая надеется найти развлечение, — ответил Ришелье тоном, совершенно добродушным.

— Развлечение! Для чего королеве искать развлечений? А у меня разве есть развлечения? Я смертельно скучаю каждый день круглый год. Притом, что может быть веселого в приеме посланника, Букингем или Мирбель зовут его? Находите ли вы удовольствие в подобной церемонии, кардинал? Нет, нет! Это не прихоть скучающей женщины, а желание женщины, знающей, что она понравилась, и хочет нравиться еще, сблизиться как можно скорее с тем, кому нравится она.

— Ваше величество позволит мне не разделить ваше мнение.

— А вы позволите мне остаться при своем. Я часто спрашивал себя, кардинал, — продолжал король, — и не мог дать себе ответ, какая причина заставляет вас всегда защищать королеву против меня, даже в таких поступках, которые наиболее достойны порицания. Неужели и вы изменяете мне?

— Я никогда не думал заслужить подобное подозрение со стороны вашего величества, — улыбаясь, ответил Ришелье.

— Как же объяснить ваше поведение?

— Самым простым образом, государь. Я защищаю королеву, потому что неограниченно верю в ее благоразумие и в ее добродетель.

Людовик XIII сделал движение плечами, показывавшее вовсе не такую сильную веру в эти две добродетели Анны Австрийской. Кардинал продолжал:

— Но так как честь короля для меня драгоценнее моей собственной чести, так как никакое облачко, как бы ни было оно легко, не должно никогда затемнять его, я считаю себя обязанным предупреждать ваше величество о малейшей опасности, которой она может подвергаться.

Добродетель жены Цезаря не должна быть даже подозреваема. Я сообщил вашему величеству о фамильярности герцога Анжуйского, фамильярности ребяческой, которая, тем не менее, могла подвергаться критике.

— Это правда, — сказал король, — я ее прекратил.

— Впоследствии я обратил ваше внимание, государь, на ухаживанье герцога де Монморанси, ухаживанье невинное, я в этом не сомневаюсь, но которое могло со временем сделаться опасно, не для ее величества, великий Боже! Но только для герцога.

— Да, да, — сказал король с мрачным выражением, — я это знаю. Я удалил герцога, и если он теперь вернулся к нам, то ненадолго.

— Я и сегодня делаю то же. Я говорю вашему величеству, что знаю о секретных мыслях герцога Букингема, не для того, чтобы вы, ваше величество, боялись, а чтобы знали и наблюдали.

— Как же могу я наблюдать? Могу ли? — сказал король, побежденный и дошедший именно до той степени, до которой хотел довести его кардинал. — Я могу отдать строгое приказание, разлучить навсегда королеву с этим дерзким англичанином, прогнав его от французского двора, прежде чем он явится сюда.

— Это будет разрывом брака принцессы Генриэтты и началом войны, — холодно сказал кардинал.