
Онлайн книга «Анна Австрийская. Первая любовь королевы»
— Ваше высочество! — сказал Монморанси. — Ш-ш! — остановил его принц с испугом. — Генрих, называйте меня просто Гастоном. Черт побери! Неужели вы хотите, чтобы меня узнал кардинал и чтоб мой добродетельный братец читал мне нравоучения целых два часа? — Отойдем сначала в сторону, — сказал герцог. — В этом месте опасно разговаривать. — Я в этом не сомневаюсь, судя по тому, что вы, наверно, там наделали, — возразил Гастон. — Мы ничего там не сделали, — сказал Морэ. — То, что мы хотели сделать, сделалось само собою. — Это все равно. Вы можете и должны иметь причины желать уйти отсюда как можно скорее, но Генрих знает, что я имею, напротив, причину желать остаться; не правда ли, кузен? — По крайней мере, перейдем через улицу, — сказал герцог, — на другой стороне мы будем в тени, так что нас не могут видеть, и так далеко, что не могут слышать. Слуги поспешили удалиться и остановились в пятидесяти шагах, прислонившись к стене и ожидая, пока господа кончат разговаривать. Герцог Анжуйский, Монморанси, Морэ прошли через улицу и стали у дверей одного дома. — Вы обошлись без меня? — сказал Гастон. — Мы думали, что вы, ваше высочество, передумали, и так как вместо двери, которую вы должны были нам отпереть, мы нашли отворенное окно, мы и прошли, — ответил Монморанси. — Я не передумал, но королева, моя почтенная матушка, заблагорассудила удержать меня долее, чем мне хотелось, чтобы возобновить свои прежние нравоучения. Я думал, что она меня оставит ночевать во дворце Медичи. — Однако, ваше высочество, вы успели наконец убежать? — С величайшим трудом; особенно мне трудно было отвязаться от моих провожатых. Особенно Рошфор и д’Антраг непременно хотели увезти меня к Неве. — Ваше высочество не согласились? — Ведь я вам обещал. Вы знаете, Генрих, что я никогда не нарушаю моих обещаний. — Я никогда не позволял себе в этом сомневаться. — Вы нет, но я знаю некоторых обвиняющих меня в том, будто я нерешителен и имею характер слабый. Черт побери! Они ошибаются. Посмотрите, я дал вам слово отпереть эту дверь, и вот я здесь с ключом; я обещал миленькой Комбалэ, из дружбы к вам, дать в эту ночь второй сеанс, и вот я держу мое слово. Зато она не сдержала свое. — Как это, ваше высочество? — Вот уже четверть часа стою я у этой двери, верчу и поворачиваю ключ в замке, а герцогиня де Комбалэ, которая должна была отодвинуть запоры, еще не приходила. Клянусь бородою Беарнца, моего знаменитого отца, я теперь сожалею, зачем не пошел с д’Антрагом и Рошфором. Эта Комбалэ не так забавна, она имеет на меня притязания, которые вовсе мне не нравятся. Притом я решился назначить ей это свидание только для того, чтобы оказать вам услугу, а так как вам не нужна уже ни моя помощь, ни ее, мне очень хочется не ждать долее. Что вы думаете, Генрих? Что ты думаешь, Морэ? — Позвольте, — сказал герцог шепотом, — вы, ваше высочество, напрасно потеряли надежду. — Это правда, — сказал Морэ, — вот отворяется дверь. — Черт побери! — пробормотал молодой принц. — Оттуда выходит не женщина. — Молчите, — сказал Морэ. — Посмотрим и послушаем, — сказал герцог. — Да, и, может быть, мы узнаем много хорошего, — прибавил молодой принц со смехом, который, однако, был не очень весел. Маленькая дверь действительно тихо отворилась. Показался мужчина, молодой и красивый. Позади него на черном грунте коридора белела очаровательная фигура женщины. Очевидно, эта женщина провожала мужчину. Этот мужчина и эта женщина обменялись шепотом короткими и быстрыми словами. Но, несмотря на то что голоса их были тихи и сдержанны, три товарища услыхали следующий разговор: — Милостивый государь, — говорила женщина почти умоляющим тоном, — вы меня уверили, что вы дворянин. — И опять повторяю это, — отвечал мужчина. — Это голос Комбалэ, — прошептал герцог Анжуйский, — право это она. — Она, — подтвердил Морэ. — Молчите! — сказал герцог. Герцогиня де Комбалэ продолжала: — Я сделала все, чего вы хотели. — Все! — повторил принц сквозь зубы. — Ventre-saint-gris! В этом слове заключается многое. — Но вы дали мне слово, что, когда встретитесь со мною, вы сделаете вид, будто никогда меня не видели. Это говорила герцогиня де Комбалэ. — И снова даю вам мое слово, — ответил мужчина. — Что вы никогда не будете стараться сблизиться со мною. — Это очень жестоко! — Наконец, что вы забудете то, что произошло между нами. — Постараюсь, но так трудно прогнать из своей памяти драгоценное счастье, и я не смею поклясться вам в этом. — Это счастье досталось вам невзначай. — Это правда, но что за нужда, если я все же наслаждался им! — Ventre-saint-gris! — повторил принц, подавив ругательство еще энергичнее. — Я могу только поклясться вам, — продолжал молодой человек серьезным и искренним тоном, — никогда не упоминать никому о счастливом приключении, которое составило мое счастье сегодня, никогда не стараться видеться с вами и никогда не произносить ваше имя. — Подумайте, что вся моя честь в ваших руках. — Она в безопасности. Послышался вздох. Это вздохнула герцогиня де Комбалэ. Был ли это вздох сожаления? В ту же минуту тень женщины исчезла, дверь затворилась, и молодой человек очутился на улице. — Черт побери! — вскричал принц с гневом обманутого ребенка. — Я хочу узнать этого человека. Произнеся эти слова, он вышел из темноты, скрывавшей его. Монморанси и Морэ шли за ним. При виде их молодой человек, расставшись с племянницей кардинала, вместо того чтобы отступить, сделал шаг вперед и сказал: — Берегитесь, господа! Если вы ночные грабители, то мой кошелек пуст; если вы дворяне, заметьте, что у меня нет шпаги. Он раскрыл свой плащ. — Как я рад вас видеть! — вдруг вскричал де Монморанси с искренней радостью. — Что вы говорите, Генрих? — вскричал изумленный молодой принц. — Я не стану говорить вам, чтобы вы не боялись, господин де Поанти, — продолжал герцог, — я знаю, что боязнь вам неизвестна. Я напомню только вам мое имя, чтобы вы не сомневались, что находитесь с друзьями. — А я свое, — прибавил граф де Морэ, — потому что я не забыл нашей первой встречи и какой славный дали вы урок негодяям Лафейма. — Монморанси. — Морэ. Поанти поклонился. — Господа, — сказал он, — вы несказанно радуете меня. Я думал, что попал в руки людей, принадлежащих его преосвященству. |