Онлайн книга «Ведьма»
|
Но зачем этот, с позволения сказать, мужчина треплет языком, рассказывая всякому встречному-поперечному, кто есть кто в их иерархии Горцев? Не плюнуть ли на пакт о ненападении и не начистить ли ему рыло? Что-то даже кулаки зачесались… – О чем задумался, старик? – спросил Володя, безмятежно приступая к пицце. – О бабах в мужском обличье. Что именно он рассказывал? – Что вы двое последние могикане на нашей грешной земле. Когда случится Страшный суд, спасетесь только вы двое и те, кого вы сможете зажать у себя в подмышках. У Михаила отвисла челюсть. – Погоди, погоди… Что он сказал? Володя рассмеялся: – Да ты не парься! Он был пьян в этот момент, как мой сосед перед смертью, царствие ему небесное. Миша цокнул языком. – Ты циник, Вов. – Жизнь заставила. – Какая она сука. – Кто? – Жизнь, жизнь. Ты кушай, не отвлекайся. – А-а, пасиб. Володя был вполне добродушным и безвредным парнем, которому чертовски не везло с личной жизнью. Точнее, она у него была довольно бурная, но какая-то… безрезультатная, что ли. Ни одна из его пассий не собиралась с ним надолго задерживаться, а до постели вообще доходила лишь каждая третья. Словом, ни туда ни сюда. – Тебя опять бросили, – как бы между делом сказал Михаил, попивая кофе. Володя замер. Кусок ароматной пиццы с ветчиной и грибами застыл на половине пути к распахнутой челюсти. – Ты пытаешься убедить себя, что ничего нового в этом смысле не произошло, – продолжал Миша, – но на самом деле ты потрясен. «Сколько ж можно от меня бегать? Что со мной не так?» Об этом ты думаешь, старик? Володя положил пиццу на тарелку, вытер руки о салфетку. – Ладно, друг, убедил. Старая жопа Саакян был прав. Миша улыбнулся. Прочесть мысли бесхитростного Володьки Капустина (как он с таким интеллектуальным багажом преподает русскую литературу?) не требовало приложения серьезных усилий. – Ты у всех можешь так в башке ковыряться? Михаил придвинулся к нему поближе. – Тебе скажу: в принципе да, плюс-минус нюансы. И если ты проявишь себя как еще одна баба в штанах и с яйцами и растрезвонишь об этом по всему университету, я нашлю на тебя пожизненную мигрень. – Да ну? – Как два пальца… Володя с восхищением покачал головой: – Ну ты, блин… Чумак хренов! – Не надо ассоциаций, я тебя умоляю. Володя тихонько поаплодировал. – Да, в самом деле очень убедительно. И у меня к тебе сразу два предложения. – Слушаю. – Первое: взамен моего молчания про твои способности я получаю твое молчание относительно моих успехов на личном фронте. Точнее, неуспехов. – А типа никто не в курсе. – Нет, старик, одно дело – сочинять байки и шушукаться в курилках, и другое – забраться ко мне сюда. – Володя постучал пальцем по виску. – Мы договорились? – Конечно, ты мог бы и не просить. Я в этом смысле как врач-психотерапевт, никогда ни с кем чужие тайны не обсуждаю. Второе предложение? Володя все-таки сначала засунул в рот пиццу и отпустил себе немного времени на удовольствие. Прожевав, он заговорщически подмигнул. – Могу свести с ребятами из «Ясновидящего». – Из чего? – Реалити-шоу такое на «Неон-ТВ» идет. Не смотрел разве? – Я не смотрю телевизор. – Совсем? Миша кивнул. – С ума сойти… Ладно, не важно. Ты не хочешь себя попробовать в этом деле? – Зачем? – Мне кажется, у тебя есть все шансы победить. – А зачем? Володя с шумом опустил руки на стол. – Заладил как попка! Что – зачем? – Зачем побеждать в этом реалити-шоу? – А зачем люди вообще побеждают?! – Володя начал кипятиться. Как человек эмоциональный и увлекающийся, он всегда быстро закипал и в такие минуты был очень забавен, словно щупленький сержантик-дед, которого не слушаются новобранцы. Пожалуй, его стоило жалеть. – Слушай, друг, – сказал Вова, – у тебя честолюбие атрофировано начисто, как у сантехника Афони, или ты просто набиваешь себе цену? Михаил улыбался. – Чего ты прешься, чудик? Ты всю жизнь собираешься сидеть в этом вузе и дышать Саакяну в анус? – Фу, блин, Вован! – Что – Вован? Ты слушай, слушай, что тебе искренний друг говорит. Тебе такого больше никто не скажет, даже твоя Ленка Хохлова, две пятерки ей в зачетку… Ты не имеешь права отсиживаться в своей раковине, старик. Думаешь, Господь Бог направо и налево раскидывает такую благодать? Ни фига подобного! Володя разделался с пиццей и перешел к кофе. – Может, ты не знаешь, но я всю жизнь мечтал быть писателем. Я строчки в альбомах для рисования авторучкой выводил уже в двухлетнем возрасте, я читал в школе как проклятый все подряд – что задавали, чего не задавали и что удавалось достать за сданную макулатуру. Знаешь, скока мне лет? – Знаю. – Так вот, мне почти сорок, и все, что я сейчас умею, – это копаться в чужих книгах, чужих мыслях и чувствах. Я, наверное, хорошо копаюсь, грамотно, но я сам ничего путного не могу написать. Я пробовал много лет, прежде чем понял, что я – футбольный тренер, не способный пробить пенальти. Я отдал бы все, что у меня сейчас есть – а у меня, старик, ни хрена нет, кроме болеющей матери, собаки и долгов, – чтобы хоть одна обложка с моим именем мелькнула на прилавках книжных магазинов, но я ничего не могу написать… – Володь… – Заткнись и слушай, что тебе говорят. Тебе Бог дал чуть больше, чем остальным смертным. Он не просто так раздает такие подарки, он ждет ответной реакции, он ждет результатов. Это как с большим рабочим дрыном: ты можешь до старости, укрываясь в туалете, мастурбировать на фотографию Ксении Собчак, но не лучше ли таким прибором осчастливить какую-нибудь ивановскую ткачиху? Она ж тебя, эта ткачиха, на руках носить будет, дурень! Володя умолк. В глазах прыгали чертики. – А говоришь, что ничего написать не можешь, – произнес Миша, – с таким-то образным языком. Трепач. – Я делаю то, чем меня наделила природа. А ты должен заниматься своим делом. Пойдешь на шоу – попробуешь свои силы в серьезном деле, может, поможешь кому-нибудь. А потом у тебя будет имя… И от своего предназначения тебе уже точно не укрыться. Ну, Собчак или ивановская ткачиха – что выбираешь? Миша отодвинул поднос с пустыми тарелками, хлебнул немного кофе. |