Онлайн книга «Теллурия»
– Что? – непонимающе склонился над ним Владимир. – Н-ничего… – прошептал Богданка, улыбаясь сам себе. – Просто устал. – Бежал? – Нет, – честно признался Богданка, вынул из кармана спичечную коробку, протянул Владимиру. Тот быстро взял и ушел из прихожей. Посидев, Богданка скинул с себя на пол куртку, размотал и бросил шарф, стянул заляпанные подмосковной грязью сапоги, встал, зашел в ванную, открыл кран и жадно напился тепловатой невкусной воды. Сдерживая себя, глянул в зеркало. На него ответно глянуло серое осунувшееся лицо с темными кругами вокруг глаз. – Спокойный вечер, – произнесли обветренные губы лица и попытались улыбнуться. Богданка оттолкнулся от пожелтевшей раковины, пошел в комнаты. В гостиной на ковре кругом сидели молча двенадцать человек. В центре на сильно потрепанном томе “Троецарствия” лежала открытая спичечная коробка. В коробке серебристо поблескивал теллуровый клин. Богданка сел в круг, бесцеремонно потеснив подмосквича Валеного и замоскворецкую вторую подругу Владимира Регину. Они не обратили внимания на грубость Богданки. Взгляды их не отрывались от кусочка теллура. – Ну что, сбылась мечта идиотов? – попробовал нервно пошутить Валеный. Все промолчали. Владимир нетерпеливо выдохнул: – Ну давайте тогда… чего глазеть-то, честное слово… – Господа, надобно бросить жребий так, чтобы все были удовлетворены и не было даже тени обиды, даже малейшего намека на какую-то нечестность, на передергивание, на что-то нечистое, мелкое, гнилое, на чью-то обделенность, – с жаром заговорил щуплый, субтильный Снежок. – Никаких обид, никакого жульничества… – замотал бульдожьей головой вечно сердитый Маврин-Паврин. – Послушайте, какие же могут быть обиды? – забормотала полноватая, плохо и неряшливо одетая Ли Гуарен. – Меня обидеть легко… – еле слышно пробормотал сутулый Клоп. – Не о том говорим! Решительно не о том! – ударил себя по колену Бондик-Дэи. – Нет уж, давайте оговорим, давайте, давайте, давайте, – зловеще закивал Самой. – Послушайте! Черт возьми, мы собрались не для жульничества! – повысил голос Владимир, и все почувствовали, что он на пределе. – Вы у меня в доме, господа, какое, на хуй, жульничество?! – Владимир Яковлевич, речь идет не о жульничестве, оно, безусловно, невозможно среди нас, людей вменяемых, особенных, умных, ответственных, но я хотел бы просто предостеречь от… – затараторил Снежок, но его перебили. – Жребий! Жребий! Жребий!! – яростно, с остервенением захлопал в ладоши Владимир. На него покосились. Сидящая рядом пухлявая Авдотья обняла, прижалась: – Володенька… все хорошо, все славно… Он стал отталкивать ее, но Амман протянул свою большую руку, взял Владимира за плечо: – Владимир Яковлевич, прошу вас. Прошу вас. Его глубокий властный голос подействовал на Владимира. Он смолк и лишь вяло шевелился в объятиях Авдотьи. – Господа, – продолжил Амман, обводя сидящих взглядом своих умных, глубоко посаженых глаз, – мы собрались здесь сегодня, чтобы пробировать новое. Это новое перед нами. Все, словно по команде, уставились на коробку. – Оно стоило нам больших денег. Это самый дорогой, самый редкий и самый наказуемый продукт в мире. Никто из нас не пробировал его раньше. Посему давайте не омрачать день сей. Я предлагаю кинуть жребий. – На спичках! Коли уж есть спичечный коробок… – горько усмехнулся всегда печальный Родя Шварц. – Тринадцать бумажек, одна счастливая. – Амман не обратил внимания на реплику Роди. – У меня дома нет бумаги, – пробормотал Владимир. Амман приподнял коробочку, выдрал из “Троецарствия” страницу, поставил коробочку на место: – Ножницы. Ему подали ножницы. Он стал аккуратно разрезать пожелтевшую страницу на одинаковые полосы. – Принеси пакет для мусора, – приказал Владимир Авдотье. Она неловко вскочила, тряся телесами, выбежала на кухню, повозилась, вернулась с черным пластиковым пакетом. – Владимир Яковлевич, надеюсь, стилос имеется у вас? – спросила Регина. – Есть где-то, – пробормотал Владимир и добавил со злостью: – Но предупреждаю: писать им я не обучен. Он встал, долго рылся в ящиках, нашел изъеденный временем карандаш, кинул Регине. Регина поймала, понюхала и лизнула карандаш с нервной улыбкой: – Знаете, господа, я тоже… не очень-то умею… – Я напишу. – Амман забрал у нее карандаш, зажал его в кулак и крупно, коряво написал на одной из полосок: TELLUR. Бросил карандаш и стал аккуратно складывать полоски пополам и засовывать их в черный пакет. Большие сильные руки его не суетились даже теперь. Когда последняя полоска исчезла в пакете, Амман закрыл его, долго тряс, потом слегка приоткрыл: – По кругу, против часовой. Хозяин дома – первый. С трудом подавляя волнение, Владимир сунул руку в черный зев пакета, пошарил, вытащил, глянул. Скомкал и яростно швырнул вверх: – Блядский род! Амман невозмутимо поднес пакет Авдотье. Та вытянула пустую бумажку и облегченно улыбнулась, прижалась к Владимиру. – Пошла ты… – оттолкнул тот ее, вскочил, пошел на кухню пить воду. Пакет двигался по кругу. Но не дошел и до середины: сутулый Клоп вытащил счастливый билет. – Теллур, – произнес он с болезненной улыбкой и показал всем полоску. – Теллур, – согласился Амман и с явным неудовольствием выдернул бумажку из тонких пальцев Клопа. – Клоп пробирует, господа. Ну что ж… зовите мастера. Никто не двинулся с места. Выигрыш Клопа одних возбудил, других ввел в оцепенение. Снежок бросился к Клопу: – Клоп, дорогой вы мой, Клоп, вы сегодня на вершине, вы чжуанши [10] , демиург, Архитектон, вы будете стоять, понимаете ли, подпирая головою облака, а мир ляжет у ваших ног, мир будет как ящерица, как земноводное, как собака лизать вам руки и ноги… Клоп, сутулясь еще сильнее, беззвучно смеялся, раскачиваясь и прикладывая мосластый кулак к неширокому, угреватому лбу. – Клоп, сука, респект плюс завидково, – состаромодничал Валеный. – Эт самое, господа, а я был совершенно уверен, что вытянут Клоп или Родька. – Не смеши, друг. – Родя Шварц печально похлопал Валеного по бритой голове с мормолоновой пластиной. – Клоп так Клоп, чего там… – угрюмо полез за маской Маврин-Паврин. |