Книга Не бойся, страница 7 – А. Шантарский

— Ты прав, Урюк, — согласился второй. — Легче его пинками к Диксону пригнать!

Алексей приготовился к нападению. В узкий проход посланники одновременно протиснуться не могли, поэтому первого Казаков толкнул ногами на противоположную постель, навалился на второго, вытеснив его в проход между рядами коек.

— Ну, мальчик, эта борзость тебе дорого обойдется. — Урюк извлек из голенища нож с откидывающимся лезвием и нажал кнопку.

Новичок последовал его примеру, и в его руке тоже появилось холодное оружие, отвоеванное у дежурного по бараку. Подростки стояли напротив друг друга, не реагируя на окруживших их осужденных.

— Научи салабона уважать наши законы, — вылетела реплика из толпы, подстегнув Урюка.

Он выставил правую руку с оружием вперед и двинулся на Казакова, держа левую наготове. По всему было видно, что ему не раз приходилось принимать участие в подобных схватках, но Алексей был ловок и гибок от природы. Опыт против ловкости — шансы уравнялись. Урюк сделал обманный замах, и новичок машинально увернулся влево, на что и рассчитывал его противник. Быстрым ударом ножа тот нанес Алексею глубокую рану на правом предплечье. От резкой и неожиданной боли Казаков выронил нож и схватился левой рукой за порез. Наверняка выглядел он жалко, потому что старожил — Урюк пошел на соперника не прикрываясь, с ехидной улыбкой победителя.

Казакову удалось быстро справиться со слабостью, и он ногой нанес удар в пах расслабившемуся противнику. Тот согнулся пополам, но оружия не выронил. Алексей, не обращая внимания на кровоточащую рану, подскочил к нему, схватил двумя руками его кисть и сделал подсечку. Урюк грохнулся на пол и разжал кисть вывернутой руки. Нож подхватил новичок.

В это время, когда казалось, что победа уже в кармане, Тихоня исподтишка, сзади, всадил нож в ягодицу Казакову.

— Атас! — крикнул стоявший на шухере.

Все разбежались в считанные секунды. Алексей остался один в широком проходе, с окровавленным ножом.

— Не успел поступить, уже поножовщину устроил? — обратился к нему старший лейтенант Мирошниченко, который появился в бараке в сопровождении двух конвойных.

Алексей опустил руки по швам и стоял, понурив голову.

— Заберите у него нож, — скомандовал офицер, и один из конвойных выполнил приказ. — Фамилия? — задал он вопрос новичку.

— Казаков, гражданин начальник.

— С кем вступил в драку? — последовал очередной вопрос, который так и остался без ответа.

— Ну что ж. Объявляю всеобщее построение. Посмотрим, в чьей крови ты перепачкал лезвие, — покачиваясь на носках и заложив руки за спину, медленно тянул слова лейтенант, нарочито не замечая потемневшей от крови одежды Алеши.

Построение ответа офицеру на поставленный вопрос не принесло.

— Очень жаль, Казаков, — вновь обратился отрядный к Алексею. — Думаю, что пять суток карцера освежат твою память. Уведите, — приказал он конвойным. — Завтра я напишу рапорт начальнику колонии.

После того, как увели Алексея, отрядный пригласил в кабинет, расположенный на втором этаже двухэтажного барака, Марата Сайфутдинова по кличке Диксон.

Диксону уже несколько месяцев как исполнилось восемнадцать лет, но его не переводили в колонию для взрослых, потому что у него были общие дела с офицерами, в частности с Мирошниченко.

— Что скажешь насчет новенького? — спросил старлей, как только захлопнулась дверь кабинета за Маратом. — По-моему, парень с характером.

— Я тоже так думаю, — кивнул Диксон, опускаясь на стул, стоявший возле письменного стола. — Он дежурного по бараку — Сотника отделал, отнял у него нож, а с этим ножом не побоялся выступить против Урюка и Тихони. Думаю, что Тихоне повезло — новенький не успел с ним разделаться.

— Вот видишь? — обрадовался отрядный. — Я к чему клоню разговор? Как Сутулый освободился, ты до сих пор не подобрал себе подельника.

— Может, ты и прав, начальник. — Осужденный на мгновение задумался, затем добавил: — Не будем торопить события, посмотрим, сломается ли он в одиночке. — Он взял со стола отрядного сигареты без разрешения и закурил.

— Ты уже полгода присматриваешься то к одному, то к другому. Сам знаешь, что не за красивые глазки держу тебя среди малолеток, — уколол Мирошниченко.

— Не попрекай, — взъерошился Диксон. — Ты на мне и так нехило заработал.

— Ладно, не психуй, — пошел офицер на уступки. — Впечатленьице у меня, что специально тянешь кота за хвост. На меня тоже давят, — оправдывался хозяин кабинета.

— А ты объясни им, что я подбираю напарника не для прогулок по парку, тут спешить нельзя. А если он лажанется во время первого же дела?

— Да понимаю я, — махнул рукой старший лейтенант. — Только и ты должен войти в мое положение, сверху торопят. — Рука, постучав в грудь, пальцем погрозила кому-то на потолке.

— Если после карцера не сломается, я его прощупаю, — пообещал Сайфутдинов и спросил: — Кстати, за что парень срок мотает?

— За убийство, — ответил собеседнику Мирошниченко. — Родного отца на тот свет отправил.

— Ого, — удивился Марат. — Не промах юноша, только слишком горяч. Не было у дурня хороших учителей.

— Вот ты и займись его воспитанием, — уцепился за последние слова отрядный.

Время от времени Сутулый и Диксон совершали преступления по наводке отрядного: кражи и грабежи в районе, в котором находилась их колония. Местной милиции и в голову не приходило искать преступников среди осужденных. Сутулый сколотил солидный капитал к освобождению, в немалой степени обогатив и некоторых офицеров внутренних войск. Теперь, оставшись один, Диксон не очень торопился найти себе подельника, рассчитывая протянуть до освобождения, — ему осталось восемь месяцев. Он прекрасно знал, что если схватят с поличным, офицеры вывернутся, а ему, вдобавок ко всему, припаяют еще срок за побег. Но сегодня Мирошниченко недвусмысленно намекнул, что если он и дальше будет тянуть кота за хвост, то его переведут к взрослым.

«Придется еще пару раз рискнуть, — думал Марат, лежа на своей койке нижнего яруса в углу барака. — А, будь что будет, попробую этого новенького», — окончательно решил он, перевернулся набок и закрыл глаза…

Алексей вернулся из карцера озлобленным, но не сломленным.

— Пусть лучше прибьют, но в шестерках ходить не собираюсь, — убеждал он сам себя.

Он вспоминал темную одиночку, пережитые обиду и ненависть. Там, в карцере, с болью и страхом он справлялся один. Вернувшись, он опять был один — один против всех.

Казаков, не реагируя на язвительные реплики осужденных, прошел к своему месту, взял полотенце с мылом и отправился умываться.

Холодная вода охлаждала пыл и снимала усталость. Он намылил голову и засунул ее под кран, от холода захватывало дух, но ему это нравилось. Алексей кряхтел и фыркал от удовольствия.