Онлайн книга «Королек - птичка певчая»
Видимо, Мюжгян почувствовала всю трудность этой минуты, она схватила Феридэ за руку, подтолкнула к Кямрану и сказала шутливо: — Вы же двоюродные брат и сестра. Кямран, ты по праву можешь считаться старшим братом Феридэ. Поздоровайся со своей сестренкой. Кямран подался вперед, коснулся губами волос Феридэ и тихо, будто на ухо, сказал: — У меня нет слов, Феридэ-ханым, чтобы выразить, как я рад вас снова увидеть. Эти слова вернули Феридэ силы. — Благодарю вас, Кямран-бей. Я тоже очень рада… В чистом, мелодичном, как прежде, голосе Чалыкушу послышалась жалобная нота. Так звучит надтреснутый хрусталь. — Когда вы приехали? — Сегодня около полудня. Я приехала в Стамбул десять дней назад и узнала, что никого из наших нет. А мне так захотелось увидеть тетушек, всех родных! Я подумала, может быть, кто-нибудь из вас соскучился по мне? Да и что значит для человека, который привык путешествовать, доехать до Текирдага? Не так ли, Кямран-бей? Мюжгян опять вмешалась: — Хорошо, но к чему все эти церемонии, ханым-бей? Ведь я сказала: вы брат и сестра. Поэтому самое правильное, если ты, Феридэ, назовешь Кямрана агабеем [107] . Молодые люди смутились. — Действительно, Кямран, позволь мне называть тебя так… — робко промолвила Феридэ. Ожидая его ответа, она вглядывалась в темноту, словно хотела увидеть кого-то. — Пусть будет как ты хочешь, Феридэ, — подавленно ответил Кямран. — Как подсказывает тебе сердце… Наконец разговор принял спокойный характер. Феридэ в нескольких словах рассказала о своем путешествии. — В Стамбуле у меня были кое-какие дела. Потом, как я уже сказала, очень хотелось увидеть вас. Доктор предоставил мне отпуск на два месяца. Как я рада, что вы все здоровы! Вот только твое горе, Кямран… Я узнала об этом в Стамбуле и очень расстроилась. Какое несчастье так рано овдоветь! Но у тебя — сын. Дарует аллах Недждету те годы, что взял у его матери. Какой красивый мальчик, Кямран! Как он мне понравился! Мы сразу же подружились, и он до самого вечера не слезал у меня с колен. Я вообще быстро завожу дружбу с малышами. Постепенно Феридэ пришла в себя. Ее слова и жесты стали свободными, легкими и, как прежде, походили на повадки шаловливого ребенка. Кямран наслаждался, слушая ее голос, глядя на ее улыбающиеся губы, любуясь светлыми, искрящимися в полутьме глазами. Он уже ни о чем не думал, он даже забыл, что Феридэ — жена другого, что через месяц-полтора это счастье снова превратится в сон. Кямрану так не хотелось, чтобы домашние узнали о его возвращении. Но, увы, его уже заметила Нермин и возвестила об этом во весь голос. Затем она кинулась к воротам, обняла Феридэ. — Мой братец Кямран тоже свидетель, что я тебя не забывала. Милая Феридэ, мы с ним больше всех разговаривали о нашей сестренке в красном платье. Разве не правда, Кямран? II
В этот вечер ужин превратился в праздничное пиршество. Азиз-бей резвился за столом, как ребенок. — Ах, Чалыкушу, — воскликнул он, — ты сделала меня совсем несчастным! Вспомню твой голос — и чуть не плачу. Вот, оказывается, как я любил тебя! Чалыкушу вернулась в родное гнездо через много лет, когда все уже потеряли надежду увидеть ее. Она словно принесла на своих крыльях радость и тепло прежних дней, полных любви и счастья. Все были веселы, у каждого в сердце что-то трепетало. Так трепещут крылья мотыльков и ночных бабочек, которые залетают в комнату через распахнутые окна и кружат вокруг лампы. Только к концу ужина тетка Бесимэ, говорившая о каких-то пустяках, вдруг неожиданно расплакалась. — Не обращайте внимания, — сказала она. — Просто я вспомнила твою мать Гюзидэ… Феридэ угощала виноградом Недждета, который сидел у нее на коленях. Она потупилась и спрятала лицо в светлых кудряшках малыша. Только и всего. Через минуту к ней снова вернулась прежняя веселость. Бесимэ-ханым заговорила с мужем о Неджмие, которая жила в Трапезунде: — У бедняжки такое горе… В прошлом году она потеряла девочку… Дифтерит… Феридэ глубоко вздохнула и сказала: — Я знаю, как это ужасно, тетя. Моя крошка тоже умерла от дифтерита. — Значит, у тебя был ребенок? — удивилась тетка Айше. — Мы не знали… Феридэ грустно кивнула головой: — Ах, видели бы вы, какая это была девочка! Красавица! Малышку не удалось спасти. — Сколько ей было лет, Феридэ? — опять спросила тетка Айше. Феридэ жалко скривила губы и простодушно ответила: — Исполнилось тринадцать. Я шила ей первый чаршаф, собиралась стать тещей… За столом раздался дружный смех. — Ах, Чалыкушу, — воскликнул Азиз-бей, — ты всю жизнь будешь шутить и выдумывать. Рассказ о тринадцатилетней дочери развеселил всех. А у Феридэ глаза наполнились слезами, она еще сильнее прижала к груди Недждета и принялась рассказывать историю Мунисэ, голос ее звучал все печальнее, все грустнее. В этот вечер засиделись допоздна. Азиз-бей волновался: — Феридэ, дочь моя, ты устала с дороги, ступай ложись. Феридэ лишь смеялась в ответ, крепче прижимая к груди Недждета, который давно уже спал. — Ничего, дядюшка. Я ведь отдыхаю с вами. Меня так утомило одиночество. Голубые блестящие глаза Феридэ, ее коротенькая верхняя губа улыбались. Она болтала без умолку. В ней проснулась прежняя Чалыкушу. Видя, что ее слушают, любуются ею, она коверкала слова, мило, кокетливо кривила губы, высовывала кончик языка, втягивала щеки, как ребенок, знающий, что его любят и простят ему все, и говорила, не переставая. Дело дошло до того, что старый дядюшка Азиз, опьянев от радости, не удержался и повторил старую шутку. Когда Феридэ была маленькой, он хватал ее за подбородок и насильно целовал в губы, приговаривая: «Ах, негодница Чалыкушу! Ты воровала мою черешню? Отдавай назад!» Под хохот присутствующих он поймал Феридэ за подбородок и, несмотря на отчаянные протесты, повторил то же самое. Затем пристально глянул в глаза племянницы и сказал: — Ничего не поделаешь, Чалыкушу! Сама виновата. Стала солидной дамой, семейной, а душой по-прежнему ребенок. Даже личико детское. Кто скажет, что это молодая женщина? Кямран побледнел. В эту минуту он впервые почувствовал, что Чалыкушу принадлежит другому. |