Какая пошлятина. Я стала пошлой изнутри. У меня от любви
поросли пошлые мысли. Кошмар!
Когда‑то случится первый раз. Как это будет? Больно?
Стыдно? Как себя вести? Вдруг я покажусь ему неловкой? Просмотры порнушки и
советы подруг не помогут вести себя правильно. Если делать так, как в порно, он
подумает, что я развратная и у мня кто‑то был до него. А подруги твердят,
что нельзя лежать как колода. Мальчикам это не нравится.
Тут я подумала, что если это событие случится у меня с
Кириллом, то пусть он и старается, чтоб все прошло хорошо. А что, если и он в
этом вопросе ничего не понимает? Вот засада.
Тут до моего слуха донеслось брюзжание мамы:
– Ты не знаешь, где она шатается. А я знаю! Милые люди
– уже кто‑то донес, приукрасив грязью собственных измышлений.
– Он наркот. Про которого сестра рассказывала.
– Ну ни фига себе! Как компьютеры хапать, так
первая… – возмущаюсь я наглостью директрисы.
– Не сметь! Твоего любовничка прислали к нам на
лечение. Он сначала в клинике в Швейцарии лечился, а потом – к нам. В
культурный город. Чтоб соблазнов поменьше.
– Мама, ты что, совсем охренела? Кирилл не наркоман и
никогда им не был. Он и в Швейцарии не был. И в нашем, блин, культурном городе
наркотиков завались, хоть жопой ешь. Так что неувязочка!
– Он ей совсем мозги запудрил! Она под его дудку
пляшет!
– Уймись! – Это папа решился подать голос в мою
защиту.
– Они оба наркоманы! – ошеломленно догадалась
мама, вытирая подолом зареванное Митькино лицо.
– Ага. А еще мы вчера сообща изнасиловали статую в
городском парке!
– Как? – подключился к разговору удивленный
Митька.
– Не слушай. Я шучу. У тебя жутко шутливая сестра.
Привыкай.
– Папа, как изнасилуют статуй? – не унимался
любознательный ребенок.
– Вот видишь, чему она учит твоего сына? Некоторое
время я переодевалась, слушая, как ругань переживает все мыслимые стадии.
– Я его даже не люблю, – сообщила я в сторону
кухни.
– Ну и дура, – пожав плечами, парировал папа.
– Скажи ей, что хватит ко мне придираться. Я теперь
нормально учусь, и все такое.
– Про все такое передам непременно. Но возвращаться
лучше пораньше, а то она волнуется.
Если бы дело было в родительском беспокойстве, вызванном
любовью к собственному ребенку, я бы попробовала измениться. Но тут дело в
другом. Тетка, которая является авторитетом для мамы, гонит пургу на Кирилла.
Это что‑то новенькое!
* * *
У меня на время все вылетело из головы. Забылась грызня с
мамой и ее нелепые подозрения насчет наркотиков.
Кириллу пришлось уехать. Прямо в школу приехала ментовская
машина и увезла его без всяких объяснений. Его, словно преступника, прямо с
урока забрал милиционер, одетый по форме.
Одноклассники поглядывали на меня. Кто злорадно, кто с
сочувствием. Но всем им было любопытно, как я стану реагировать. Не дождетесь!
Впервые у меня возникло желание сохранить лицо. Это были
мои, и только мои эмоции. Я чувствовала себя шпионом в тылу врага. Чуть
обозначишь расстройство, тебя сразу поставят к стенке и – «заряжай, пли!».
Начнутся искренние и лицемерные соболезнования. Лучше сделать вид, что давным‑давно
была в курсе такого поворота событий.
Ирка, та просто наглела на глазах. Она забыла, где
находится, откинулась на спинку стула и торжествующе разглядывала меня, словно
прикидывала, с чего начать. Съесть, что ли, собралась?
Делая вид, что прилежно списываю непонятные формулы с доски,
я тревожно думала, что стряслось и когда Кириллу удастся мне позвонить? И
вернется ли он обратно? И куда его повезли?
Блин, никакой информации!
На перемене наиболее активные подкатили с соболезнованиями.
Будто Кирилл помер у всех на глазах. Будто я теперь вдовица безутешная. Не в
состоянии произнести хоть слово, я скрылась в туалете и набрала его номер.
Абонент недоступен. Следующая попытка. Вне зоны. Как это мило. Деньги дерут, а
зона все «вне».
Хотелось свалить домой. Мимоходом заглянув к тетке Кирилла.
Которая все врет и меня не любит. Ну и черт с ней, что не любит, не жениться же
нам в самом деле. Главное – узнать, куда делся Кирилл. Но потом я подумала, что
ему наверняка не понравится такая суета. Быть может, он сейчас войдет, сядет
рядом, и снова все будет как раньше. Он преспокойно вернется, а я в это время
буду метаться по всяким нелюбезным теткам.
Высидев еще один урок, я снова ринулась в сортир.
– Понос на нервняке продрал! – насмешливо
подколола меня Ирка.
«Вне зоны». Да что они там, охренели, что ли?
– Да не парься ты, – начала было Алка, закуривая
толстую сигарету с ароматом вишни. – Все равно он отсюда уехал бы.
Надеюсь, у вас ничего серьезного? Ты случаем не того, уа‑уа, пеленки,
памперсы? А то смотри, у меня есть к кому обратиться.
Дым тянулся в открытое окно, словно грязная желтая веревка.
– Учебный год скоро тю‑тю. Месяцок страданий, а
потом лето. Свобода! Ты куда летом собралась?
– Никуда. У предков денег нет. Говорят, все на Митьку
уходит. Словно он слон, который объел всю капусту.
– А к бабке?
– Ты забыла, она же померла.
– Точно. Я как‑то не подумала. А другая где? У
всех по две бабки. Что, обе помре? Не везет тебе. Ничего, летом везде хорошо.
Мы с моим сладким собрались на море махнуть. На машине. Может, и ты с
нами? – вежливо, но с надеждой на отказ, предложила Алка.
– Спасибо – нет.
Снова «вне зоны». Вот гадство!
– Как знаешь, – пожала плечами Алка и,
предварительно осмотрев окурок, бросила его в окно.
Посреди последнего урока у меня запиликал мобильник. Презрев
все приличия, я рванула в коридор с воплем «Ты где?».
Было скверно слышно. Кирилл быстро сообщил, что он едет
домой к родителям. Что там что‑то случилось. И что он обязательно
вернется.
– Веди себя прилично. Доеду – перезвоню.
Неприлично ухмыляясь, я забрала свои пожитки и, гордо задрав
голову, промаршировала прочь.
– Стася, как можно? Посреди урока! Куда ты? –
всполошилась химичка.
