Онлайн книга «Радио Судьбы»
|
Когда ему подвернулась эта работа – обходчиком на тихом железнодорожном переезде – он с радостью за нее ухватился. Поезда ходили всего два раза в сутки, дом для жилья предоставляли, рядом – колодец и огород... Прекрасно. Сначала Денисов долго не верил, что этот худой жилистый старик (Ластычев выглядел на все шестьдесят с хвостиком) когда-то командовал батальоном. Он даже поспорил однажды с ферзиковским судьей, что все это – байки. Алкогольный бред. Но когда (по своей линии, спор есть спор, на кону стояла бутылка коньяка) поднял документы, оказалось, что бывший комбат не врет. И даже наоборот – кое-что скрывает. Например, боевые награды, которые, как известно, не рассыпали над Афганом с вертолетов, чтобы поднять воинский дух. Все эти ордена и медали были честно заслужены, но за что... За какие заслуги? Денисов никогда не спрашивал, знал, что Борис не ответит. А про себя он думал, что Ластычев – хороший мужик. Настоящий. И если бы от кого-нибудь поступил сигнал... О каком-нибудь мелком правонарушении, которое тот совершил... Ну, какая-нибудь мелочь... То, наверное, он бы просто закрыл на это глаза. Из уважения к прежним заслугам комбата. Впрочем, никаких сигналов не поступало. Дом стоял у переезда, соседей у Ластычева не было, а если он и напивался (Денисов подозревал, что регулярно напивался), то никому не мешал. По крайней мере, два раза в сутки – утром и вечером – он исправно опускал шлагбаум и потом не забывал его поднимать. Ну а что еще нужно? А сейчас... Боевой офицер оказался в окружении. Ну, ничего, ему-то, наверное, не привыкать. Проходя мимо дежурки, Денисов остановился: – Лейтенант! Соедини с Ларионовым. Костюченко осторожно протиснулся в дверной проем, наполовину перекрытый массивной фигурой начальника, и подошел к пульту. Нажал кнопку, услышал отзыв и протянул трубку Денисову. – Денисов! – сказал подполковник, сжимая черный эбонит в потной ладони. – Ларионов, как там у тебя? – Выполняем приказ. – Ему почудилось недовольство, звучавшее в голосе майора. – Заняли позицию... Никого не пускаем... В трубке послышались далекие голоса: «Стой! Назад! Назад!» – Что там? – спросил Денисов. – Из Ферзикова в Бронцы возвращается молочная цистерна. Разворачиваем... – пояснил Ларионов. – Правильно... – Денисов помолчал, обдумывая одну мысль, которая беспокоила его больше всего. – А... – он словно не решался задать этот вопрос, боялся услышать пугающий ответ, – а... С той стороны никто не?.. Повисла пауза. Затем раздался тяжелый вздох. – Никого, товарищ подполковник. Они будто... Будто вымерли. – Денисов различил в голосе подчиненного явную тревогу, и он понимал, чем она вызвана. Конечно, дорогу Дугна – Ферзиково никак нельзя было назвать оживленной магистралью, но за это время должны были проехать какие-то машины... Просто обязаны... Почему же их нет? Он отогнал от себя эту мысль. – Что Ластычев? – поспешил он сменить тему. – Буянит? – Да нет... – Ответ Ларионова звучал как-то неопределенно. – Не то чтобы... – Объясни ему, что у нас – приказ. Он же военный человек, обязан понимать. – Ну да... – Попроси его... – сказал Денисов. Он не мог себе представить, что Ларионов сможет ПРИКАЗАТЬ комбату. – Попроси его вести себя тихо. Ладно? – Хорошо. – Ларионов замолчал. – Товарищ подполковник! Сколько нам здесь сидеть? В голосе Денисова вновь появились металлические нотки: – Сколько потребуется. Сиди и жди указаний. – А что хоть случилось? Что за каша здесь заварилась? Тут уж ответить было нечего. Денисов и сам не знал, что за каша заварилась. Он знал наверняка только две вещи. Первое – каша эта не очень вкусная, и второе – расхлебывать ее придется им. – Я доведу до вас необходимую информацию, – отрезал Денисов. – Своевременно. Или – несколько позже. Выполняйте задачу. – Слушаюсь! Начальник вернул дежурному трубку. Сантименты были излишни. Ситуация (хоть он и не до конца понимал, в чем она заключается) к тому явно не располагала. Денисов повернулся, чтобы идти дальше, в кабинет, но Костюченко окликнул его. – Товарищ подполковник! – Да? – Там, в подвале, это... Из прокуратуры. «Да, точно». Голова разрывалась на части – он не мог уследить за всем происходящим. А ведь он выехал из больницы, намереваясь прежде всего прояснить это темное дело с Липа товым. – Да, конечно. – Денисов развернулся и направился к лестнице, ведущей в подвал. Костюченко хотел было пойти за ним следом, но Денисов остановил: – Будь здесь. Принимай сообщения. Рули! Я чувствую, с минуты на минуту... – Он махнул рукой. Маховик событий пока еще раскручивался, все только начиналось, и Денисов прекрасно это понимал. Он спустился по двум лестничным пролетам и оказался в подвале. У самого входа в периметр (так называли охраняемую территорию, куда выходили двери всех шести камер) стоял сержант Ковалев. Увидев начальника, он вытянулся и лихо (но несколько небрежно) козырнул. Дверь в четвертую камеру была открыта, и оттуда доносился шум. Денисов подошел и заглянул в камеру. Труп Липатова уже лежал на полу, Костюченко заставил Миколу – сержанта Ковалева – и прапорщика Кумарина вынуть его из петли. – Ну, что тут? – спросил Денисов, остановившись на пороге. Рядом с трупом сидел на корточках работник прокуратуры, юрист третьего класса Токарев. Услышав голос, он обернулся и из-за плеча посмотрел на подполковника. – Много чего. Да вот, полюбуйтесь сами. Денисову совсем не хотелось «любоваться», но другого выхода не было – Все как положено. Налицо признаки удушения, – продолжал Токарев. – Петехиальные кровоизлияния... – Денисов кивнул. На человеческом языке это означало «небольшие кровоизлияния в глаза и кожу лица». – Косой ход странгуляционной борозды... Наверняка речь идет о самоудушении, но... – Токарев пожал плечами. – Я обязан исключить все прочие возможности. Денисов кивнул: – Конечно. Помощь нужна? – Нет, спасибо... Труп придется везти в Калугу. Денисов снова кивнул. Своего судмедэксперта в Ферзикове не было. – Надо найти машину... – Это – наша забота, – успокоил Денисов. – Именно это я и хотел сказать, – удовлетворенно заметил Токарев. – Что еще? – Понимаете... Я уже побеседовал с охранниками ИВС, разговаривал с дежурным... С их слов получается, что... – он заглянул в свои бумаги, – Липатов никаких претензий не предъявлял, вел себя спокойно, тихо... Никакого давления – физического, психологического или морального – на него не оказывалось... |