
Онлайн книга «Сверх отпущенного срока»
Хорошо иметь собственный самолет и несколько золотых часов, меняя их в зависимости от важности встречи, на которую отправляешься. Приятно носить костюмы по двадцать тысяч баксов и за семейным завтраком съедать черной икры на сумму, едва ли меньшую, чем зарплата среднестатистического россиянина. В гневе не возбраняется долбануть о стену мобильник стоимостью в десяток тысяч евро, что однажды и сделал Потапов, когда ему сообщили об увеличении экспортных пошлин… Одним словом, очень славно, когда можно сделать то, чего не сможет никто другой, в особенности те, кто сделал тебя таким. Когда можно жить, как захочешь, и не бояться ничего, кроме одного — стать таким, как все. Алексей прекрасно сознавал, кто он и для чего здесь, но, лежа в теплой постели посреди полярной ночи, вдруг сообразил, что такая жизнь ему нравится и возвращаться назад, к прежнему существованию, уже не хочется. Дальский вновь подумал о Потапове, пытаясь представить, где тот сейчас и чем занимается, но фантазии хватило лишь на экзотические острова и стройных аборигенок, одетых в цветочные венки и пляшущих у костров. Свет их мигал перед его мысленным взором и медленно угасал. Мелькали фонари за окном лимузина, моросил дождь, а потом Алексей увидел девушку с мокрыми волосами, которая шла по обочине и тащила за собой пылесос. — Останови! — крикнул он водителю. Но тот лишь прибавил газу. Навстречу неслись деревья и дома, неслись так стремительно, что Дальский схватил водителя за плечо. Тот обернулся, и Алексей отпрянул. Перед ним сидел Максим Михайлович Потапов и улыбался ртом с оторванной верхней губой и выбитыми пулей зубами… Торжество было организовано по всем канонам партийных мероприятий городского масштаба. На небольшой сцене установили стол, который буквально завалили цветами. На огромном экране менялись картинки слайд-шоу, где были представлены этапы жизненного пути «смотрящего» за городом. Вот Степанов — школьник, в кружке судомоделизма с макетом крейсера «Аврора» в руках, а вот уже студент и секретарь институтского комитета ВЛКСМ, затем инструктор райкома, завотделом, секретарь горкома… Вот Валерию Ивановичу пожимает руку секретарь ЦК КПСС Суслов, вот объятия с космонавтами, посетившими Вольфрам, вот он с новорожденной дочкой на руках, вот обнимает зятя… При появлении на экране молодого Потапова в зале раздались аплодисменты. Вероятно, так полагалось по сценарию. Дальский сидел в центре президиума, под прицелом сотен глаз. Его усадили слева от тестя — дабы ни у кого из присутствующих не возникало сомнений, что именно юбиляр является правой рукой всесильного человека. Справа от Степанова сидела его дочь, ближе к краю стола скучающий Денис. Вел вечер когда-то популярный московский актер. Дальский встречался с ним на дне рождения Карновича. Тогда немногочисленные приглашенные разошлись еще до полуночи, а Дальский и погасшая звезда подмостков остались до утра. Впрочем, если Алексей еще держался за столом возле виновника торжества, то другой гость сидел на полу и матерился. Усадить его за стол не было никакой возможности — тот или не мог удержаться на табурете, или же сползал намеренно, обзывая и Дальского, и Вадима, и в особенности отсутствующих в квартире популярных деятелей театра и кино разными нехорошими словами, самыми приличными из коих были: — Бездари! Блюдолизы, то есть лизоблюды! Проститутки! И еще часто плевался, выкрикивая очередное ругательство. А ведь когда-то этот человек исполнял в театре роль юного Ульянова и произносил проникновенно: — Нет, мы пойдем другим путем! Но сейчас, на юбилее «смотрящего» города Вольфрама, он передвигался по всей сцене вполне бодро, произнося здравицы с интонациями молодого и задорного Ильича. При этом время от времени поглядывал на равнодушного к происходящему олигарха, вероятно, рассчитывая на дополнительное вознаграждение за усердие. В ресторане ждали накрытые столы, и Дальский не сомневался в том, что, сколько бы ни заплатили ведущему вечера, он все равно стащит пару бутылок коньяка. На сцену начали вылезать приглашенные. Все говорили, как под копирку. — Вы возглавили партийную организацию города в трудный момент, когда вся страна встала на путь перестройки и обновления… — Под вашим чутким руководством город добился новых значительных успехов… — Комбинат принял на себя новые повышенные обязательства и перевыполнил их на полтора процента… — Построено пять новых школ, капитально отремонтированы три ранее существующие… Иногда всплывало кое-что интересное. — Вспомните, как выглядел наш любимый город пятьдесят лет назад! Ни водоснабжения, ни канализации, темные улицы, бараки, пьяные урки. Но колючей проволоки не было, как это представляется нынешнему поколению. Мы все в душах своих были патриотами и города, и комбината… Трудились не за страх, как говорится, а на совесть… Кто-то из-за кулис подал ведущему знак, и бывший актер провозгласил: — А сейчас радостная встреча. Только что к нам прибыла дочь основателя города… В зале прозвучали первые жидкие аплодисменты. — Мать всеми уважаемого Максима… Аплодисменты усилились… — Михайловича… Уже гремели овации. — Потапова… Последнее слово потонуло в грохоте, сквозь который едва донеслись слова: — Римма Романовна Риммер. На сцену с большим букетом ярко-алых роз вышла женщина в бежевом замшевом костюме. Валерий Иванович выскочил ей навстречу, принял розы и троекратно расцеловался с матерью Потапова. Потом женщина подошла к Дальскому и поцеловала его, не успевшего среагировать и едва приставшего в кресле. — Здравствуй, сынок, — услышал он. Римма Романовна не стала опускаться на приготовленное ей в президиуме место, подошла к микрофону. — Я помню, как вернулась после института в родной город, пришла в горком партии, и меня встретил молоденький заведующий отделом культуры. У меня было распределение в библиотеку, но этот человек предложил мне должность заместителя директора в нашем театре. Я обещала подумать, но заведующий отделом сказал, что решение надо принимать немедленно, потому что это — партийное поручение. Я согласилась, даже не догадываясь тогда, что очень скоро возглавлю театр, а через четверть века мы с этим человеком станем родственниками. Конечно, я мечтала трудиться в библиотеке, фонды которой начала собирать еще моя мама в далекие предвоенные годы и где она успела сделать так много за отведенный ей небольшой срок… «Кто-то рассказывал мне о библиотекарше, — вспомнил Дальский. — Только кто и когда? И в связи с чем?» — Но и в театре меня ждала интересная работа, — продолжала Римма Романовна, — предстояло множество встреч с замечательными людьми. Я всегда стремилась к тому, чтобы к нам с гастролями приезжали интересные театральные коллективы с новыми, порой экспериментальными постановками, с яркими актерами… |