Онлайн книга «По ком звонит колокол»
— И вот еще что, — сказала Мария. — Ты меня научи стрелять из него, и тогда каждый из нас сможет застрелить себя или другого, чтобы не попасться в плен, если будет ранен. — Очень интересно, — сказал Роберт Джордан. — И много у тебя таких идей? — Немного, — сказала Мария. — Но это очень хорошая идея. Пилар дала мне вот эту штуку и показала, как с ней обращаться. — Она расстегнула нагрудный карман рубашки, вынула небольшой кожаный футляр, такой, как для карманного гребешка, сняла перетягивавшую его резинку и вынула бритвенное лезвие. — Я всегда ношу это с собой, — объяснила она. — Пилар говорит, нужно сделать надрез вот здесь, под самым ухом, и провести до сих пор. — Она показала пальнем. — Она говорит, что тут проходит большая артерия и если так провести, то непременно заденешь ее. И она говорит, что это не больно, нужно только крепко нажать под ухом и сейчас же вести вниз. Она говорит, это очень просто, и если уж так сделаешь, то помешать нельзя. — Правильно, — сказал Роберт Джордан. — Здесь сонная артерия. Значит, она все время с этим ходит, подумал он. Решение принято, и все подготовлено на тот случай, если надо будет его осуществить. — Но лучше, если ты меня застрелишь, — сказала Мария. — Обещай, если когда-нибудь случится так, что это будет нужно, ты возьмешь и застрелишь меня. — Конечно, — сказал Роберт Джордан. — Обещаю. — Ну вот, спасибо, — сказала Мария. — Я знаю, что это не так легко. — Ничего, — сказал Роберт Джордан. Обо всем этом забываешь, подумал он. Забываешь обо всех прелестях гражданской войны, когда слишком много думаешь о своей работе. Ты совсем забыл об этом. Что ж, так и нужно. Вот Кашкин не мог забыть, и это мешало его работе. А может быть, у бедняги с самого начала было предчувствие? Странно, что он без всякого волнения думал о том, как пришлось застрелить Кашкина. Когда-нибудь, вероятно, он почувствует волнение от этой мысли. Но пока не чувствует никакого. — Я еще много чего могу для тебя сделать, — сказала Мария, шагая рядом с ним, очень серьезная и по-женски озабоченная. — Кроме того, что застрелить меня? — Да. Я могу свертывать для тебя сигареты, когда твои с трубочками все выйдут. Меня Пилар научила, и я очень хорошо умею их свертывать — туго и ровно, и табак не просыпается. — Великолепно, — сказал Роберт Джордан. — И ты сама заклеиваешь их языком? — Да, — сказала девушка. — А когда ты будешь ранен, я буду за тобой ухаживать, и перевязывать тебя, и кормить… — А если я не буду ранен? — спросил Роберт Джордан. — Ну, я буду ухаживать за тобой, когда ты заболеешь, и варить тебе бульон, и умывать тебя, и все для тебя делать. И буду тебе читать вслух. — А если я не заболею? — Ну, я буду приносить тебе кофе по утрам, как только ты проснешься… — А если я не люблю кофе? — спросил Роберт Джордан. — Нет, любишь, — радостно сказала девушка. — Сегодня утром ты выпил две кружки. — А представь себе, что мне вдруг надоел кофе, а застрелить меня не понадобилось, и я не ранен, и не болею, и бросил курить, и носков у меня только одна пара, и я сам научился вытряхивать свой спальный мешок. Что тогда, зайчонок? — Он потрепал ее по плечу. — Что тогда? — Тогда, — сказала Мария, — я попрошу у Пилар ножницы и подстригу тебя покороче. — Мне не нравится короткая стрижка. — Мне тоже, — сказала Мария. — Мне нравится, как у тебя сейчас. Вот. А если тебе совсем ничего не нужно будет, я буду сидеть и смотреть на тебя, а ночью мы будем любить друг друга. — Отлично, — сказал Роберт Джордан. — Последняя часть проекта заслуживает особенного одобрения. — По-моему, тоже. Это лучше всего, — улыбнулась Мария. — Ах, Ingles, — сказала она. — Меня зовут Роберто. — Я знаю. Но мне больше нравится Ingles, как зовет тебя Пилар. — А все-таки мое имя Роберто. — Нет, — сказала она. — Теперь твое имя Ingles, уже второй день. Скажи мне, Ingles, я тебе не могу помочь в твоей работе? — Нет. То, что я делаю, нужно делать одному и с ясной головой. — Хорошо, — сказала она. — А когда ты это кончишь? — Если все пойдет гладко, то сегодня вечером. — Хорошо, — сказала она. Внизу под ними темнел последний перелесок, за которым был лагерь. — Кто это? — спросил, указывая, Роберт Джордан. — Пилар, — сказала девушка, глядя по направлению его руки. — Ну конечно, это Пилар. На краю луга, у самой лесной опушки, сидела женщина, опустив голову на руки. Оттуда, где они стояли, она была похожа на большой темный узел, выделяющийся на рыжине стволов. — Идем, — сказал Роберт Джордан и пустился бегом через луг. В высоком, до колен, вереске бежать было очень трудно, и он вскоре замедлил ход и пошел шагом. Теперь он видел, что женщина уткнулась головой в сложенные на коленях руки, и ее очень широкая фигура казалась черной на фоне сосны. Он подошел и резко окликнул: — Пилар! — А! — сказала она. — Намиловались? — Тебе нездоровится? — спросил он, наклоняясь над ней. — Que va, — сказала она. — Просто я спала. — Пилар, — сказала Мария, подойдя и опускаясь на колени рядом с ней. — Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? — Я себя чувствую замечательно, — сказала Пилар, но продолжала сидеть. Она оглядела их обоих. — Ну как, Ingles, — спросила она. — Еще раз показал свою прыть? — Ты правда хорошо себя чувствуешь? — спросил Роберт Джордан, не обращая внимания на ее слова. — А чего мне делается? Я спала. А вы? — Нет. — Ну, — сказала Пилар девушке. — Тебе, я вижу, это пришлось по душе. Мария покраснела и ничего не ответила. — Оставь ее в покое, — сказал Роберт Джордан. — Тебя не спрашивают, — ответила ему Пилар. — Мария, — сказала она, и голос ее прозвучал сурово. Девушка не подняла глаз. — Мария, — повторила женщина. — Я сказала, что тебе это, видно, пришлось по душе. — Оставь ее в покое, — повторил Роберт Джордан. |