Книга Перо динозавра, страница 33 – Сиссель-Йо Газан

Здесь Сёрен попросил разъяснений. Правильно ли он понял, что в отделении сейчас только два дипломника — Анна Белла Нор и Йоханнес Тройборг и оба они студенты Ларса Хелланда?

— Да, — нерешительно ответила Элизабет, — но это единственные его дипломники за десять лет. За это время мы со Свеном выпустили минимум сорок студентов, и абсолютное большинство из них уже защитили диссертации или получили постоянную работу. Студенты — наш единственный шанс, хотя, конечно, нелегко одновременно преподавать, быть научным руководителем и ставить революционные научные эксперименты, которые бы поддерживали нашу международную репутацию нации исследователей, поэтому нужно воспринимать свои обязанности всерьез и как сотруднику естественно-научного факультета, и как человеку. — Элизабет смотрела на него горящим взглядом. — Вообще-то мы оба были удивлены. И работой Йоханнеса, и работой Анны. Приятно удивлены, надо заметить, — она притормозила и взглянула на Свена.

— Но? — вопросительно сказал Сёрен.

— Никто из них не работал в лаборатории, — ответил за нее Свен. — И Йоханнес, и Анна писали теоретические работы.

— И что это значит?

— Что они не работали с Хелландом в лаборатории, не ходили за ним хвостом полтора года и что ему самому не обязательно было заниматься практической исследовательской работой, потому что его некому контролировать. И Йоханнес, и Анна взяли исходные данные для своих дипломных работ из уже существующей литературы. Для них это было в два раза сложнее, чем если бы они писали практическую работу, зато от Хелланда это требовало минимальных усилий — если ему вообще пришлось прикладывать какие-то усилия. Нам это, конечно, не нравилось. Чисто из принципиальных соображений.

Они немного посидели молча. Потом Элизабет сказала:

— Но то, что случилось, — это, конечно, ужасно. Такого заклятому врагу не пожелаешь, — казалось, она хочет еще что-то добавить, но вместо этого только вздохнула.

— А вы могли бы о нем так сказать? — легко спросил Сёрен. — Что он ваш заклятый враг?

— Нет, — уверенно ответила Элизабет. — Он часто был для меня как бельмо на глазу, это правда. Но за двадцать пять лет можно научиться с этим жить.

Сёрен склонил голову на плечо. В тот же момент освещение за окном изменилось, и в кабинете стало почти совсем темно. Элизабет наклонилась к низкому журнальному столику и включила стоящую на нем лампу. Ее основанием служил медный осьминог, который закручивал щупальца вокруг сучковатой золотой ручки, как будто пытался то ли выползти из моря, то ли утащить за собой в пучину белый шелковый абажур. Сёрен подумал, что у этого парнишки, наверное, тоже нет никакого хребта. Когда Элизабет выпрямилась, Сёрен сказал:

— Кстати, насчет бельма на глазу. У вас есть какие-то предположения по поводу того, что было у Хелланда с глазом? — он сказал это совершенно невинно, переводя взгляд со Свена на Элизабет. Они оба выглядели искренне удивленными.

— А у него было что-то с глазом? — спросил Свен.

— И Йоханнес, и Анна заметили какой-то нарост у Хелланда в правом глазу, который стал заметнее в последние месяцы. Но вы, может быть, не обращали внимания?

Свен и Элизабет задумались. Потом Элизабет нерешительно сказала:

— Это может показаться странным, — она вздохнула, — но я фактически никогда на него и не смотрела. Ну так, чтобы целенаправленно. Мы здоровались, когда сталкивались в коридоре, но с тех пор как Хелланд передал пост председателя отделения Тому Равну, который сидит этажом выше, мне больше не нужно было обсуждать с ним административные вопросы. Это весной было, в марте, да? — она вопросительно посмотрела на Свена, и тот кивнул. — Я ужасно переживала из-за рабочей атмосферы, вы понимаете, — сказала она, снова глядя на Сёрена. — Но где-то полгода назад я решила, что так дальше нельзя. Я перестала надеяться, что ситуация когда-нибудь изменится. Я решила принять Хелланда как необходимое зло и жить дальше. Как будто он — только что проложенное шоссе в конце того сада, на разведение которого вы потратили бессчетные часы. Я не собираюсь никуда отсюда уходить. Мне нравятся мои студенты, я люблю свою исследовательскую работу. Где-то год назад до меня вдруг дошло, что у меня нет другого выхода. Мне нужно или уволиться, или смириться с Хелландом. С тех пор мы с ним близко не общались. Мы переписывались по электронной почте, когда нужно было решить какие-то рабочие вопросы, но в остальном я его избегала. Так что нет, честно говоря, я не видела, что у него было что-то с глазом, — Сёрен заметил, что она спокойно положила руки на колени и открыто посмотрела на него.

— Я тоже не видел, — вставил Свен.

— А состояние его здоровья вообще? Было ли что-то, что бросалось в глаза?

Оба профессора снова удивились, и Свен сказал сухо:

— Ну, что-то должно было быть не в порядке, раз его сердце вот так вот вдруг остановилось. Это, наверное, были какие-то предсмертные судороги? Я имею в виду, раз он откусил себе язык.

— Это задача патологоанатомов — выяснить, что же это было, — нейтрально ответил Сёрен.

— Может быть, у него была эпилепсия, просто никто об этом не знал? — размышлял Свен.

— Но вы, значит, ничего не замечали? — прервал его Сёрен.

— Нет, — ответили они хором.

Сёрен собрался было встать с дивана, но ощутил разлитую в воздухе недосказанность. Он вопросительно посмотрел на Элизабет:

— Вы хотите что-то добавить?

Элизабет нахмурилась:

— Это прозвучит глупо, но… — Она смотрела в сторону. — Нет, это слишком глупо.

— Тем не менее я хотел бы это услышать, — мягко сказал Сёрен.

— Как я уже сказала: мы иногда переписывались по некоторым практическим вопросам. Например, вместе пользовались растровым электронным микроскопом в конце коридора, и иногда Хелланд резервировал время для работы с ним и не приходил, тогда я писала ему и спрашивала, могу ли я поработать вместо него в это время.

— То есть вам было проще написать ему, хотя его кабинет находится от вас в тридцати метрах по коридору? — уточнил Сёрен.

— Да, — отрезала Элизабет.

— Ладно, продолжайте, — попросил Сёрен.

— И если мы уж начали говорить о странностях, — она безрадостно рассмеялась, — то да, казалось, что у него становится все хуже и хуже с орфографией.

Сёрен и Свен уставились на нее изумленно.

— С орфографией? — переспросил Свен.

— Да, — подтвердила Элизабет. — Последние два-три его письма были настолько запутанные, что я еле смогла их прочесть. Как будто он тратил всего секунду на формулировки и не собирался снисходить до того, чтобы перечитать текст и исправить ошибки, прежде чем нажать на «отправить». Я воспринимала это как знак неуважения ко мне. Но теперь, когда вы сами спросили… Это было немного странно, конечно.

Все покивали, и Сёрен сделал зарубку на память.