Онлайн книга «Невеста»
А когда наконец откликнулись, вмешался этот пес. Он поднял меня на ноги рывком и потянул к пещере, не обращая внимания на вялое сопротивление. Пусть уйдет. Я попробую еще раз… пусть только уйдет. — Ни за что. — Оден прижал меня к себе. — Слышишь? Ни за что! Он был зол. И страшен. Я даже подумала, что еще немного, и Оден обернется. Но нет, он втолкнул меня в укрытие и сам заполз. Стащил мокрую рубашку, сапоги и сказал: — Иди сюда. Не хочу. Ненавижу. — Эйо, не глупи, иди сюда. Ты вся вымокла. И замерзнешь. Мне жарко, там, внутри, горит огонь, а если бы он не вмешался, то… огня стало бы больше. Оден на четвереньках двинулся ко мне, а отступать было некуда. Я выставила руки, уперлась в его плечи и когтями пропорола, но он даже не поморщился. Сгреб в охапку, прижал к груди: — Успокойся. Гроза сейчас уйдет. Вот именно. И молнии с ней. И они не вернутся. Я так долго ждала, а теперь… теперь грозы подумают, что я их недостойна. — Ты не пугай меня так, ладно? — Оден провел ладонью по волосам, мокрым и тяжелым. — Слышишь, стихает? Слышу. Птицы подымаются выше и выше. Они расскажут другим обо мне. И больше никто не захочет подарить мне молнию. — Почему не предупредила, что тебя зовут? Я ведь только слышал о таком… Каком? — О том, что грозы лишают вас разума. Если бы сразу сообразил, я бы тебя не выпустил. Я не сумасшедшая. Просто молния… она такая красивая. Кажется, вслух говорю, ну и пусть. Я бы не сделала ей больно. Подержала бы в руках. У Матери-жрицы получалось приручать молнии. И отдавать их силу камням. Эти алмазы были желтыми или красными, не как рубины, алмаз ведь все равно алмаз. Но черные — дороже всех. И я сбежала. Я не хотела становиться камнем, хотя, наверное, очередь пришла бы не скоро, ведь только сейчас меня позвали грозовые птицы. А он помешал. — Ты бы сгорела, девочка. Нет! — Да. Ты бы не справилась с этой силой. Вымесок не удержит полную жилу, а ты — молнию. Не обижайся, но ты не настолько альва. А кто тогда? — Радость. — Он гладил плечи и спину, ногами сжал мои ноги, не позволяя высвободиться. И прижимал так крепко, что мне вдруг стало очень неудобно. Он ведь все-таки мужчина. — Не надо бояться. — Оден тихо засмеялся. — Я не трону тебя. — И зачем-то добавил: — Я знаю, за кем охотятся грозы. Откуда? Он вообще знает как-то слишком уж много. — Гримхольд — это граница, и там… всего хватало. Однажды мне пришлось разбираться с крайне неприятным делом. Гроза откатилась довольно далеко. И ко мне постепенно возвращалась способность думать. Лучше бы не возвращалась. — Тогда я много нового для себя узнал. В том числе про грозы. Я ведь спрашивал. Раньше. Почему не сказала? Потому что не настолько ему верила. А сейчас? И сейчас не верю, но выбора особо нет. С учетом его осведомленности. А еще, кажется, гроза не прошла для меня даром. — Оден… Безумие полное. Но жар в груди нарастал и грозил сжечь. И волосы начали сухо потрескивать, а по коже нет-нет да пробегали огненные змейки. А если бы я и вправду молнию поймала? — Нахваталась? Его пальцы скользнули по щеке и коснулись губ. Значит, граница. И полукровок там хватало. И грозы за кем-то приходили. Наверное, не только с грозами дело имел. Тогда чего ждет? Мне плохо. — Помоги. Пожалуйста. Самой не удержать эту заемную силу… полыхну вот-вот. Оден не позволил. Нет, я целовалась… давно, в прошлой жизни, тогда мне уже исполнилось четырнадцать, а он, сын найо Риато, был на два года старше. В то время два года выглядели непреодолимым препятствием. Но не настолько непреодолимым, чтобы не спрятаться за амбаром, — у мамы имелись собственные представления о том, как должна вести себя девушка… От тех поцелуев осталось полустертое ощущение неудобства, любопытства, лакрицы и сигарет. С Оденом иначе. Я лишь делюсь накопленным жаром. Я лишь… губы у него жесткие. И никакой лакрицы. Стыда, впрочем, тоже. — Так хорошо? — Да. Жар ушел. И радоваться бы, что малой кровью обошлось. — Больше помочь не надо? — Отпускать меня он не собирается. — Нет. — Жаль. Это издевка? Но Оден тихо вздыхает: — Спи, моя радость. Утро началось… о да, утро началось. С головной боли. С предательской слабости, когда руки трясутся настолько, что флягу к губам поднести не могу. С премерзкого вкуса во рту и раздувшегося языка, который, казалось, вот-вот заткнет глотку. Тогда я задохнусь. В носу свербело и хлюпало, а глаза слезились даже от того слабого солнечного света, который проникал в пещеру. Хуже всего, что я помнила все случившееся накануне. И приближение грозы, чей голос манил, обещая поделиться силой. И собственное внезапное безумие — сейчас я прекрасно понимала, что если бы не Оден, то от меня осталась бы горстка пепла. Молнию выпить… Да, Мать-жрица танцевала в грозу, она сама звала грозу, хватало силы. И молнии слетались к ней на руки, а она подносила огненные шары к губам. Лицо ее в этот миг теряло всякую красоту. Небесный свет стирал кожу, и я видела лишь серые мертвые мышцы, сквозь которые просвечивала кость. Длинный язык разворачивался, погружаясь в молнию, и свет наполнял уродливое вдруг тело. Глоток за глотком, до самой последней капли. А взамен на подставленный поднос падает камень — желтый алмаз. Или красный. Изредка — синий. Она отрыгивала их, вытирала губы батистовым платком, а потом протягивала руку для очередной молнии. И все повторялось. Наверное, этих камней не хватало, если храм решился связаться с такими, как я. Сколько лет было Матери-жрице? Никто не знает. Но поговаривали, что она — ровесница самой королевы Мэб. И уж точно в состоянии удержать силу. А я… пары грозовых разрядов хватило, чтобы засиять. Было мучительно стыдно. И за танцы на камнях. И за то, что позже случилось… и вообще за все сразу. — Я знаю, что ты проснулась. — Оден сидел у входа в пещеру. — Вылезай, пока совсем не околела. Совет был своевременным. |