Онлайн книга «Невеста»
А нынешняя, накрыв первой волной, схлынула. — Эйо… Она дышала. Во всяком случае дышала. — Эйо, очнись… Дыхание было глубоким и спокойным. Сердце билось ровно. Только вот тело ее стало легким, тряпичным, и отзываться Эйо не желала. Оден звал. Тормошил. И добился только того, что Эйо вздохнула, обняла его и пробормотала сонно: — Отстань. Я больше не хочу. Я устала. Королева Мэб явилась ночью. Она шла, касаясь вереска, и лиловые цветы осыпались под ноги. — Ты все-таки решился, — сказала она. — И убивать не стал… добрый? — Что с ней? — Спит. Устала. Думаешь, легко удержать в себе целый мир? — Королева собрала сухой вереск и протянула: — Возьми. — Зачем? — На память. Вереск падал на ладонь и рассыпался прахом. — Видишь, какая ненадежная у тебя память… — Пока не жаловался. — Пока, — спокойно согласилась королева. — Отпусти ее. Не прикасайся больше. Не привязывай. Ей будет больно, но эту боль можно вынести. Более того, она забудется очень и очень быстро. — А если нет? Мертвый вереск ничего не весил, и ветер сдувал его с ладони, высеивая по пустым склонам гор. На вопрос королева не ответила. — Я пришла попрощаться. — Насовсем? — Теперь это зависит только от тебя. Но если вдруг понадобится моя помощь, то цену ты знаешь. Позови — откликнусь… Оден, не думай, что Стальной Король чем-то лучше меня. Оден не думал. В этом его сне больше не было места ни для королевы, ни для короля. Но сон рассыпался. Он был непрочным, зыбким и ненастоящим. Очнувшись, Оден четко ощутил запах сухого вереска. Впрочем, это солнце выжаривало склоны докрасна. Туманы ни при чем. Я была небом. И жаворонком. Ястребом над гнездом. И старой гадюкой, что грелась на камне. Семейством мышей. Пауком. Паутиной. Мухой, прилипшей к ловчим нитям. И пчелой, что собирала вересковый нектар. Я была самим вереском, каждым стеблем его. Тонкими корнями и землей, в которую они уходили. Водой… Сотней родников и звонкими жилами, запертыми в камне. Камнем тоже, но совсем немного. Я была. Всем и сразу. А еще собой, сложенной из разноцветных кусочков места и мира. Им было тесно во мне, а мне хотелось поделиться. С кем? Не знаю. Не помню. Разве это имеет значение? Я отдавала силу, а ее не становилось меньше. И я устала быть всем миром сразу, поэтому уснула. А потом проснулась и поняла, что я — это снова я. У меня имя есть. Эйо. Радость. Память возвращалась как-то странно, отрывками… я помнила Лосиную Гриву, которая показалась издали: узкий хребет, словно и вправду принадлежавший огромному окаменевшему зверю. И седину рассвета, облака, что сползали по гранитным бокам его. Лиловую дымку. Солнце, которое медленно двигалось, вычерчивая время. Страх еще помню. И желание отступить, которому я почти поддалась, уговорив себя, что свернуть можно прямо в Долину, а там уже как-нибудь… Помню первый родник, подвернувшийся под ноги, точно он сам искал встречи, и горьковатую ледяную воду. Перезвон ключей, который становился громче и громче. Зов, не тот, что в грозу, иной, более мягкий, обволакивающий. Земля меня слышала. А я слышала ее… и не только я. Но что дальше? Кажется, я бежала… или не только я? Вереск цвел, и запах был настолько сильным, словно не вереск это — дурман. Оден ошалело крутился на месте, пока не упал. Смеялся… и я смеялась. А потом я стала небом. И жаворонком. Странно как… Мне представлялось, что запомнить я должна была бы немного другое. Открыв глаза, я убедилась, что небо существует само по себе, безотносительно меня. И земля. И вереск. И весь остальной мир. — Эйо? — Оден был рядом. Теплый какой… уютный. Это хорошо, а то вдруг ночь наступила и пятки мерзнут. А рукам, наоборот, горячо. — Я. — Я зевнула и потерлась об него носом. — Уже ночь? — Ты заснула. Да? Этого я тоже не помню. И обидно как-то… — Я испугался. — Он подтянул меня ближе. И все-таки горячо не только рукам. Жар рождался внутри, не под сердцем, а в животе, словно я проглотила уголь… или нет, не уголь, по ощущениям похоже на клубок солнечных змей. Змеи ворочались. И горячий яд их растекался по крови, только пяткам не доставалось тепла. — Звал, а ты просыпаться не хотела. — Долго? Я выдыхаю пламя, но Одена оно не обжигает. Кажется, он вовсе не замечает огня. И если прижаться к нему, то становится легче. — Сутки. Больше. Так должно быть? — Не знаю. — Но знаю, что вот-вот, кажется, полыхну. — Я вообще мало что помню… Белые змейки силы переползают с ладони на Одена. Они рассыпаются искрами, а те уходят под кожу. Так не должно быть… Сутки прошли, а я все еще слышу землю, и она щедро делится силой, которой слишком много для меня одной. — А… — Мне почему-то неудобно спрашивать. — У тебя получилось? — Кажется. — Можно посмотреть? Голова немного кружится, как бывает на взгорье, где сам воздух пьянит. Оден поворачивается спиной, и я касаюсь осторожно, сдерживая силу. Это больно. Кожа под пальцами гладкая, ни ран, ни даже шрамов, ничего не осталось. И я, неспособная удержаться, целую спину. Выпирают крупные позвонки. И массивные треугольники лопаток. Мышцы твердые. Тяжелое плечо с резко обрисованным суставом, который я изучаю как-то очень уж пристально. Завтра мне будет стыдно. Наверное. — Эйо, ты что творишь? Самой бы понять, но мне, во всяком случае, нравится. И я позволяю себя поймать. — Девочка, слишком рано. Тебе будет больно. — Мне уже больно. Я не справлюсь одна. А если вдвоем… и это не я, это место виновато. В нем слишком много жизни, которую мне не удержать. Щедрое. — Родничок, — шепчет Оден. Источник. Но какая разница? Никакой. Почему-то очень страшно все снова забыть, и я заставляю себя запоминать. Его прикосновения, и мягкие, и требовательные. Пальцы, которые медленно скользят по шее, по груди, задерживаясь на животе. Жар внутри, поддавшись ласке, стихает. Капли пота на коже. |