Книга Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города, страница 75 – Юлия Шилова

Когда Лев Борисович вернулся домой, то посадил маленькую Вику к себе на колени и попытался ей объяснить, что ее мама уехала слишком далеко, туда, откуда невозможно вернуться, но, несмотря ни на что, они всегда будут помнить и любить маму. А еще он пообещал маленькой Вике, что у нее никогда не будет мачехи, потому что в их семье всегда останется светлая память о любимой маме. Вика хорошо рисовала, и почти на всех ее рисунках была изображена мама. Лев Борисович часто приезжал к морю, делал из Викиных рисунков кораблики и пускал их по волнам. Он не любил море, потому что оно коварно, забрало его любимую женщину. Любовь, предназначавшаяся для двоих, щедро досталась теперь одной, это любимой и обожаемой Вике. Отец с дочерью были неразлучны. Лев Борисович сумел заменить Вике мать и сходил с ума от тоски, когда отправил дочку на учебу в Англию. Был период, когда Вика начала отдаляться, необоснованно злиться, но отец не придал этому особого значения. Все свои силы он отдавал работе и даже не подозревал, что его дочь — наркоманка со стажем. После того как она умерла от передозировки, Лев Борисович долгое время не мог прийти в себя. Он как будто оцепенел от страшного горя, постигшего его. Окружающие заметили, что Лев Борисович сильно похудел, как будто высох. Мужчина действительно сгорал на глазах, а его самочувствие с каждым днем ухудшалось. И все же он заставил себя доехать до больницы и сдать анализы. Но оказалось — уже слишком поздно. Приговор врачей был неутешительным: запущенный рак, не подлежащий лечению.

Поведав мне свою историю, мужчина вновь глотнул виски и швырнул пустую бутылку в сторону беседки.

— Лев Борисович, вы что, собрались сдаваться? — спросила я обеспокоенным голосом и прижала к себе посильнее плюшевого медведя.

— А что я должен, по-твоему, делать?

— Бороться! — крикнула я.

— Бороться?!

— Конечно, бороться! А по-другому нельзя. И почему вы поверили анализам? Возможно, они ошибочны.

— Я сделал повторные.

— И что?

— Результат тот же самый.

— Что, значит, ваша болезнь лечению не подлежит? Пусть делают операцию! У любого больного есть надежда.

— Мой случай безнадежен. Слишком поздно.

— И вы собрались опустить руки?

— Я просто хочу свыкнуться с мыслью, что жить мне осталось совсем мало, а сделать необходимо очень много. Я не хочу умереть на больничной койке. Я хочу умереть в костюме и галстуке за рабочим столом. Я не хочу лежать и ждать смерти. Я хочу, чтобы она подкралась незаметно, в тот момент, когда я буду весь в делах и заботах.

— Вы не должны думать о смерти! — дернула я за рукав Льва Борисовича. — Ко мне сегодня во сне приходила Вика.

— Она тоже ко мне часто приходит.

— Она не хочет, чтобы я ночевала в ее комнате.

— Ей придется привыкнуть, — пьяным голосом проговорил Лев Борисович и, взяв мою руку, слегка ее сжал. — Послушай, Света, а ты что-нибудь понимаешь в бизнесе?

— Я?!

— Ты.

— Зачем вы спрашиваете? Вы сами знаете. Как я могу в нем хоть что-то понимать?

— А хочешь, я тебя научу?

— Хочу.

— Мне кажется — ты способная и у тебя получится. Я бы хотел успеть тебе передать все свои знания и весь свой опыт. Послушай, помнишь, ты мне рассказывала о том, что твой отец баян пропил?

— Ну, да. Так оно и было.

— Значит, ты играть на нем умеешь?

— Умею.

— Сыграй мне. У меня жена-покойница хорошо на баяне играла. Он в кладовке лежит. Вот здесь, справа. Я к нему даже не притрагивался.

Я пошла в кладовку, вынесла оттуда баян и принялась его настраивать. Потом я обратилась к Льву Борисовичу и спросила:

— Что сыграть?

Давай нашу, народную! — махнул рукой он. — Каких бы высот мы ни достигали, все равно мы все из народа!

— Точно, — кивнула я и запела: — «По Дону гуляет казак молодой…»

Лев Борисович подпевал мне и, когда эта песня была спета, мы запели другую:

— «Степь да степь кругом…»

В доме зажегся свет. Но ни разбуженная горничная, ни охранник не посмели потревожить нас. Уж больно задушевно мы пели.

— Я научу тебя бизнесу! Ты завершишь мое дело! У тебя все получится! — кричал Лев Борисович и горланил песни. — Умирать, так с музыкой. Света, когда я буду умирать, ты сыграешь мне что-нибудь на баяне?!

— Боже, ну что вы такое говорите!

Подумав, что Лев Борисович просто чересчур пьян и говорит то, что вправе говорить сильно пьяный человек, я помогла ему подняться и отвела его в спальню.

— Я должен завершить свое дело, — твердил он, пока я снимала с него пиджак.

— Конечно, должен! — соглашалась я, укладывая Льва Борисовича в постель.

Моя жизнь переменилась всего за один день. На следующий день Лев Борисович предложил мне поехать с ним на работу для того, чтобы я могла познакомиться с его корпорацией.

— Только ты прости, но я буду называть тебя иногда Викой, — сразу предупредил меня он и опустил глаза.

— Я не против. Для меня это даже большая честь, — призналась я и села вместе с Львом Борисовичем в машину.

Как только мы отъехали от дома, Лев Борисович наклонился ко мне как можно ближе и прошептал на ухо:

— В своей корпорации я представлю тебя как свою дочь от первого брака. В конце концов никому не известно, сколько на самом деле у меня было браков. Пусть люди думают, что я был женат дважды и что у меня еще есть дочь. Если я тебя не представлю в качестве своей дочери, то мои сотрудники будут думать, что ты моя любовница, охотница за моим наследством, и к тебе не будет должного уважения. Пусть думают, что ты носишь фамилию матери. И, пожалуйста, называй при сотрудниках меня папой.

Я почувствовала, как бешено стучит мое сердце, и, задыхаясь от волнения, произнесла:

— А у меня отчество — Львовна.

— Что?

— У меня отца Львом зовут. Я по паспорту Светлана Львовна.

Мы с Львом Борисовичем взялись за руки и от души рассмеялись.