Книга Арлекин, страница 71 – Бернард Корнуэлл

* * *

Мессир Гийом дал Томасу льняную рубаху, хорошую кольчугу, шлем на кожаной подкладке и меч.

— Старый, но хороший, — сказал он про меч, — им лучше рубить, а не колоть.

Он дал Томасу коня, седло, уздечку и денег. Томас пытался отказаться от этого последнего дара, но мессир Гийом отмел все возражения:

— Ты отнял у меня, что хотел, и теперь я могу отдать тебе остальное.

Томас не понял и даже обиделся на обвинение.

— Что это я отнял?

— Ты отнял у меня Элеонору.

— Я не отнимал ее, — запротестовал Томас.

На изуродованном лице мессира Гийома появилась улыбка.

— Ну, отнимешь, мальчик. Отнимешь.

На следующий день они поскакали на восток, понимая, что английское войско неподалеку. До Кана доходили слухи о сожженных городах, но никто не знал, куда ушел враг, и потому мессир Гийом решил вести двадцать своих латников, оруженосца и слугу в Париж.

— Кто-нибудь должен знать, где находится король, — сказал он. — А ты, Томас, что будешь делать?

Томас думал об этом с тех пор, как очнулся в доме мессира Гийома, но сейчас нужно было принять решение, и на этот раз он не сомневался.

— Отправлюсь к своему королю.

— А что насчет сэра Саймона? Вдруг он снова тебя повесит?

— Я под защитой графа Нортгемптонского, — ответил Томас, хотя однажды это не помогло.

— А как же Элеонора?

Мессир Гийом обернулся к дочери, которая, к удивлению Томаса, отправилась с ними. Отец дал ей маленькую лошадку, и непривычная к верховой езде девушка неуклюже сидела в седле, ухватившись за луку. Она не знала, почему отец разрешил ей поехать, и сказала Томасу, что, возможно, он захочет держать ее при себе поварихой.

Томас покраснел. Он знал, что не сможет сражаться против своих товарищей, но и не хотел покидать Элеонору.

— Я буду приезжать к ней, — сказал он мессиру Гийому.

— Если останешься в живых, — буркнул француз. — А почему ты не хочешь сражаться за меня?

— Потому что я англичанин.

Мессир Гийом ухмыльнулся.

— Ты катар, француз из Лангедока. Кто знает, кто ты такой? Ты сын священника, полукровка еретического происхождения.

— Я англичанин, — повторил Томас.

— Ты христианин, — возразил мессир Гийом, — и Бог возложил на тебя и на меня долг. Как ты исполнишь этот долг в английском войске?

Томас ответил не сразу. Действительно ли Бог возложил на него долг? Если так, он не хотел признавать его, поскольку признать его означало поверить в легенду о Вексиях. В тот вечер после встречи с братом Жерменом Томас поговорил в саду мессира Гийома с Мордехаем и спросил старика, читал ли тот книгу Даниила.

Мордехай вздохнул, словно его утомили подобные вопросы.

— Много лет назад, — ответил он. — Много-много лет назад. Это часть Кетувима, писания, которое должны прочесть все молодые евреи. А что?

— Это пророк, да? Он предсказывал будущее?

— Вот те на! — воскликнул лекарь, сев на скамейку и теребя худыми пальцами раздвоенную бороду. — Вы, христиане, утверждаете, что пророки предсказывали будущее, но на самом деле они не делали ничего подобного. Они просто предостерегали Израиль. Они говорили нам, что если мы не исправимся, то нас постигнет смерть, разорение и ужас. Это были проповедники, Томас, просто проповедники, видит Бог, и они были правы насчет смерти, разорения и ужаса. Что касается Даниила… Он был странный, очень странный. Его голова была наполнена мечтами и видениями. Он был опьянен Богом.

— Но не кажется ли тебе, что Даниил предсказал происходящее сейчас?

Мордехай наморщил лоб.

— Если Бог пожелал от него этого, то да, но с чего бы Богу желать это? И я допускаю, Томас, что Даниил мог предсказать происходящее теперь здесь, во Франции, но какой интерес это могло представлять для Бога Израиля? Кетувим полон фантазий, видений и таинств, и вы, христиане, видите в нем больше, чем когда-либо видели мы. Но стоит ли принимать какое-то решение только потому, что когда-то давным-давно Даниил наелся тухлых устриц и перед ним возникли яркие видения? Нет, нет и нет. — Он встал и поднял к свету бутыль с мочой. — Верь тому, что перед твоими глазами, Томас, тому, что пахнет, что ты можешь слышать и ощущать на вкус, что можешь увидеть и потрогать. Прочее опасно.

Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг, долг верности.

— Я не могу сражаться против Англии, — сказал он, — как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.

Мессир Гийом только пожал плечами.

— Тогда сражайся против Вексиев.

Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что Святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных владыках и еретиках было все равно что заигрывать с безумными видениями, терзавшими его отца.

— Если найду человека, убившего моего отца, — уклонился он от предложения мессира Гийома, — я убью его.

— Но будешь ли ты искать его?

— Где же мне его искать? Где вам его искать? — спросил Томас и сам же ответил: — Если Вексии действительно еще существуют, если они в самом деле хотят уничтожить Францию, то с чего бы они начали? Пошли бы в английское войско. И я буду искать их там.

Такой ответ был отговоркой, но он отчасти убедил мессира Гийома, который ворчливо признал, что Вексии в самом деле могли присоединить свои силы к Эдуарду Английскому.

В ту ночь путники нашли пристанище в руинах сожженной фермы. Они собрались вокруг небольшого костра и поджарили подстреленного Томасом кабана. Латники относились к чужаку настороженно. Он был одним из ненавистных английских лучников, чьи стрелы пробивали даже латы. Не будь он другом мессира Гийома, они бы отрезали ему указательный и средний пальцы в отместку за все те неприятности, которые стрелы с белым оперением доставляли французским всадникам, а так приходилось относиться к нему со сдержанным любопытством.

После ужина мессир Гийом сделал знак Элеоноре и Томасу, чтобы они отошли с ним. Его оруженосец был начеку, и мессир Гийом отвел их подальше, на берег ручья, где со странной торжественностью взглянул на Томаса.

— Значит, ты покидаешь нас, — сказал он, — и будешь сражаться за Эдуарда Английского.

— Да.

— Но если увидишь моего врага, что будешь делать?

— Убью его, — сказал Томас.