
Онлайн книга «Экскалибур»
![]() Артур рассказал ей все от начала и до конца. С каждым новым откровением Моргана недовольно хмыкала, но когда Артур заговорил о проклятии Иной плоти, она поспешно перекрестилась и сплюнула через отверстие в маске. — Ну так от меня-то вы чего хотите? — вызывающе осведомилась она. — Ты можешь снять проклятие? — спросила Гвиневера. — На то есть молитва! — объявила Моргана. — Но ты же молишься, — раздраженно бросил Артур, — и епископ Эмрис молится не переставая. Все христиане Иски молятся о Кайнвин, но лучше ей не становится. — Потому что она язычница, — злобно фыркнула Моргана. — Зачем бы Господу растрачивать свою милость на язычников, вместо того чтобы радеть о нуждах собственной паствы? — Ты не ответила на мой вопрос, — холодно вмешалась Гвиневера. Они с Морганой ненавидели друг друга лютой ненавистью, но ради Артура при встречах изображали холодную вежливость. Моргана помолчала — и отрывисто кивнула. — Снять проклятие можно — если, конечно, верить в подобные предрассудки, — подтвердила она. — Я верю, — промолвил я. — Но о таком даже помыслить грешно! — воскликнула Моргана, вновь осеняя себя крестом. — Твой Господь тебя непременно простит, — заверил я. — Да что ты знаешь о моем Господе, Дерфель? — угрюмо буркнула она. — Я знаю, госпожа, — промолвил я, припоминая все то, что рассказывал мне в течение многих лет Галахад, — что твой Господь — любящий Бог, прощающий Бог, Бог, который послал единородного Сына Своего на землю, чтобы избавить людей от страданий. — Я выждал немного, Моргана молчала. — А еще я знаю, — мягко продолжил я, — что Нимуэ творит в холмах великое зло. Надо думать, упоминание о Нимуэ окончательно убедило Моргану: Артурова сестра до сих пор злилась, что молодая жрица узурпировала ее место в окружении Мерлина. — Это ведь глиняная фигура? — уточнила она у меня. — А глина замешана на детской крови и росе? И лепили истукана при раскатах грома? — Все так и есть, — подтвердил я. Моргана содрогнулась, раскинула руки и принялась молиться про себя. Никто из нас не произнес ни слова. Молилась она долго, возможно, надеясь, что мы оставим ее в покое, но никто из нас со двора не ушел, и наконец она опустила руки и вновь развернулась к нам. — Что за талисманы использует ведьма? — Ягоды, — принялся перечислять я, — осколки кости, уголья… — Не то, глупец! Талисманы какие? Что связывает ее с Кайнвин? — У нее камушек из кольца Кайнвин и один из моих плащей. — Ага! — Невзирая на все свое отвращение к языческим суевериям, Моргана явно заинтересовалась. — А твой плащ тут при чем? — Не знаю. — Все очень просто, дурень, — рявкнула она. — Зло течет через тебя! — Через меня? — Чего тут непонятного-то? — рявкнула она. — Конечно же, через тебя. Ты ведь был близок с Нимуэ, разве нет? — Да, — признал я, поневоле краснея. — Она подарила тебе что-нибудь в знак этой близости? — не отступалась Моргана. — Может, амулет дала? Или кусочек кости? Какую-нибудь языческую дрянь — на шею повесить? — Вот он, знак. — И я показал ей шрам на левой ладони. Моргана пригляделась к шраму — и вздрогнула всем телом. Но ничего не сказала. — Сними проклятие, Моргана, — уговаривал ее Артур. Моргана молчала. — Ведовством заниматься запрещено, — проговорила она спустя какое-то время. — Священное Писание говорит: ворожеи не оставляй в живых. [9] — Тогда расскажи мне, как это сделать, — взмолился Талиесин. — Тебе? — завопила Моргана. — Тебе? Ты правда думаешь, что тебе под силу одолеть Мерлинову магию? Если уж делать, то делать как должно. — Помоги нам, — промолвил Артур. Моргана всхлипнула. Перекрестилась единственной здоровой рукой, помотала головой и словно бы дара речи лишилась. Артур нахмурился. — Что же нужно твоему Богу? — спросил он. — Ваши души! — закричала Моргана. — Ты хочешь, чтобы я стал христианином? — выговорил я. Золотая маска с выгравированным на ней крестом придвинулась к самому моему лицу. — Да, — просто сказала Моргана. — Я это сделаю, — так же просто ответил я. Моргана простерла ко мне указующую длань. — Ты примешь крещение, Дерфель? — Да, госпожа. — И ты поклянешься повиноваться моему мужу — всегда и во всем. Я отшатнулся. Уставился на нее во все глаза. — Сэнсаму? — эхом откликнулся я. — Он — епископ, — настаивала Моргана. — Власть его — от Господа! Ты согласишься повиноваться ему во всем и всегда, ты согласишься принять крещение: только тогда сниму я проклятие. Артур неотрывно глядел на меня. Проглотить унижение было непросто, но я подумал о Кайнвин — и кивнул. — Я все сделаю, — сказал я Моргане. И Моргана бросила вызов Божьему гневу и сняла проклятие. Все произошло тем же вечером. Моргана пришла во дворцовый двор в черном одеянии и без маски, открыв на всеобщее обозрение жуткое, изуродованное огнем лицо — багровое, изборожденное шрамами, перекошенное. Она уже злилась на свою мягкотелость, но, верная слову, спешно принялась за работу. Разожгли жаровню, подбросили в пламя угля, а пока огонь разгорался, рабы притащили корзины с гончарной глиной, и Моргана принялась лепить женскую фигуру. Она замешала в глину кровь ребенка, умершего утром в городе, и росу, — раб загодя обмел мокрую траву во дворе. Грома не было, но Моргана сказала, что для снятия чар оно и не нужно. При виде творения рук своих она в ужасе сплюнула. Истукан получился и впрямь жутким: женщина с громадными грудями, разведенными ногами и зияющим родовым каналом, а в животе фигуры зияло углубление — здесь, в утробе, предстояло упокоиться злу. Артур, Талиесин и Гвиневера завороженно наблюдали за тем, как Моргана месит глину. Затем она трижды обошла вокруг непристойной статуи. После третьего обхода посолонь она остановилась, запрокинула голову к облакам и завыла. Я подумал было, ей так больно, что продолжать она не в силах и Господь велит ей прекратить обряд, однако затем Моргана обратила изувеченное лицо ко мне. — Теперь мне нужно само зло, — промолвила она. — Что же это? — спросил я. Щель, заменяющая ей рот, словно бы раздвинулась в улыбке. — Твоя рука, Дерфель. — Моя рука? Вот теперь я видел ясно: безгубая прорезь — это и впрямь не что иное, как улыбка. — Рука связывает тебя с Нимуэ, — проговорила Моргана. — Это и есть канал, по которому течет злая сила. Ты должен отрезать себе руку, Дерфель, и отдать ее мне. |