Книга Лжедмитрий Второй, настоящий, страница 76 – Эдуард Успенский

Усиленно приглашались старинные враги Шуйских – Шаховские, Шестуновы и другие.

Богдан Сутупов, пытая челядь и слуг в подвалах Семена Годунова, узнал главные доводы Шуйского.

Команда Дмитрия работала слаженно, быстро и без ошибок. Государь только и успевал говорить:

– Ладно сделано.

– Хорошо придумано.

– Даст Бог, получится.

Через три дня собор был открыт. Собор был невелик. Поместились в думной палате. Дмитрий сидел на тронном помосте. Сзади него по стене стояли разновооруженные рынды. [6]

Это были не те приближенные декоративные боярские дети, какие практиковались при Годунове, это были профессиональные охранники из лучшего десятка Альберта Скотницкого.

Перед помостом было свободное место, а дальше на скамьях строго по разряду сидели князья, воеводы и духовенство из разных мест. Весь зал светился золотом и серебром одежды.

В зале были люди между собой мало знакомые, поэтому разговорного гула особого не было.

Начал Петр Федорович Басманов:

– Уважаемые люди государства Московского, на ваш суд выносится судьба князей Шуйских.

Он выдержал долгую, значительную паузу.

– В то время, когда вся земля, вся Русия всеми городами признала и приняла на царствие Московское Дмитрия Ивановича – сына государя нашего Ивана Васильевича Грозного, эти князья, из злого умысла самим завладеть троном, позорят и клевещут на законного государя. И вам придется решить, какого наказания достойна эта фамилия за свое злодейское дело. Готовы ли вы выслушать главного из них – старшего князя Шуйского.

– А чего его слушать! – раздались голоса.

– Знаем мы его. Что слово – то лжа.

– Пусть говорит!

– Отчего бы не выслушать.

В палату ввели Шуйского. На удивление всех, он держался уверенно и смело. Василий Иванович прекрасно понимал, что каяние и просьба прощения – верный путь на виселицу или на плаху.

– Ну, скажи нам, Василий Иванович, – начал Басманов, – что ты можешь плохого сказать о нашем государе. Говорят, ты его клевещешь по-черному.

– И не государь он вовсе, – смело сказал Шуйский, – а подставное лицо, неизвестно кем приготовленное.

– Значит, для всей страны, для всех городов, для митрополитов наших и епископов, для короля литовского он – государь, а для князя Шуйского он – лицо приготовленное? – зловещим голосом спросил Басманов. – А какие у тебя доказательства?

– Простые доказательства, – ответил Шуйский. – Убиенного младенца я сам видел в гробу. При мне его и захоранивали. А на смену ему бояре Романовы, назло Годунову, какого-то монаха на престол готовили. Вот он и есть ваш государь.

– Гришка Отрепьев?

– Гришка не Гришка – не знаю. А только это не царевич.

– Ну так уж ты выкладывай, что там у тебя еще имеется? – предложил Басманов.

– Имеется и еще. Все говорят, что родинка у нового государя нашего есть на щеке, бородавка! Такая, какая у убитого младенца была. Да не было у младенца никакой родинки, никакой бородавки! Я его хорошо разглядел, когда он в гробу лежал, когда его хоронили. НЕ БЫЛО!

Наступила тишина. Даже лавки не скрипели под тяжелыми боярами.

– Может, потому ее и не было, что не того убили, – в полной тишине вдруг спокойно заметил Богдан Яковлевич Бельский.

Шуйский ужаснулся своему промаху.

– А что ты на это скажешь, князишка поганый? – зло крикнул Дмитрий и показал Шуйскому свой нательный золотой крест с крупными камнями. – Это мне Романовы подарили, а не мой крестный отец князь Мстиславский мне его надел! А это ты видел? – добавил он и вынул из-за пазухи две тонкие сложенные дощечки, между которыми находилось письмо царицы Марфы сыну, отобранное у Отрепьева.

– Что это? – спросил растерянный Шуйский.

– Письмо царицы матери моей ко мне, ребенку, – ответил Дмитрий.

– Да это письмо я сам передал Романовым, когда они монаха на престол готовили! – вскрикнул Шуйский.

– А где ты его, собака, взял? Уж не у моей ли матушки силой забрал?

– Мне его из приказа Семена Никитича передали.

– Стало быть, ты знал, что младенец жив, раз ему мать письма пишет? – спросил Басманов. Шуйский молчал.

– Кого же ты, князь, в гробу видел? – спросил Дмитрий. – Уж не себя ли самого? Изолгался ты, князь, хуже некуда!

– Уберите его! – приказал Басманов. Шуйского выволокли. Собор возмущенно шумел. Дмитрий встал и сошел с помоста.

– А теперь, дорогие князья, воеводы и вы, пастыри духовные, вам решать судьбу князя! Я надеюсь, вы помните, как мой отец карал за неуважение к царской особе. За один неправильно написанный титул руку отрубали!

Когда царь вышел из палаты, один смелый воевода спросил Басманова:

– Скажи, Петр Федорович, а где государь скрывался все эти годы? Как его Годуновы не выследили? Я и сам имел такой приказ тайный младенца царского выследить и в Москву доставить.

– Видите, люди православные, – сказал Басманов, – Годунов давал приказ младенца выследить и доставить. Стало быть, не был он убит в Угличе. Другого подставного младенца Нагие там держали на этот случай. А где он скрывался, точно не знаю. Где-то в поместье под Ярославлем.

– А мог бы кто-нибудь подтвердить, что государь там был? – настаивал смелый воевода.

– Мог бы кто-нибудь, – ответил Басманов, – до того, как там люди Семена Никитича побывали. Теперь в том селе ни одной души живой не осталось.

На этом вопросы смелого воеводы кончились. Впрочем, может быть, все так было и задумано.

Собор в один голос постановил князя Шуйского казнить путем отсечения головы. Братьев Ивана и Дмитрия сослать. Решение собора зачитал перед всеми Петр Федорович Басманов.

* * *

Письма в город Гошу на имя Казимира Меховецкого приходили все реже. Все больше чувствовалось в них уважения к русскому монарху от адресанта, все больше опасений за сказанные слова.

Разумеется, с каждого письма немедленно делался список, и списки переправлялись епископу Венедикту Войке, который докладывал о них королю.

Пришлось искать нового свидетеля событий.

«Город Вильна.

Его преосвященству ясновельможному епископу Венедикту Войке.

Пересылаю Вам список письма, полученного мной из отряда польского при государе Дмитрии в Москве. Это пишет уже не Альберт Скотницкий, который занял слишком высокий пост при императоре московском. Это пишет один из наших людей при нем.

Список сделан в доподлинности.