Онлайн книга «Право на возвращение»
Рахель спросила: — Ну, что вы обсуждали? Положив руки ей на бедра, он прижал к себе ее попку. Она невозмутимо продолжала помешивать содержимое кастрюли. Четыре месяца прошло с тех пор, как они спали вместе последний раз. Он робко подавал ей сигналы, но пока она их игнорировала. — Все то же, — сказал он. — В зубах навязло. — Как дела у Балина? — Он начал беспокоиться о деньгах. И мы старались друг друга поддержать. В точности как ты говорила: психотерапевтический сеанс. На самом деле все это давно не работает. Три года болтовни, сочинения разных бумаг, перелетов туда и обратно, поисков денег, встреч в Норвегии и в Германии. — Я тоже ожидала большего, — прошептала она. — А что еще? — Мама Балина испекла печенье. — Ужас какой, — рассмеялась Рахель. — И ты его ел? — Невозможно было отказаться. Она так на меня смотрела, словно мир рухнет, если я его не съем. — Что за наказание это ее печенье! — Она дала мне с собой несколько штук, для тебя и Бена. — Ему этого пока нельзя. — Я говорил, а она ответила: «Оно совсем свежее, не надо лишать ребенка радости». — Кстати, неплохая идея. Чтобы раз и навсегда отучить его от сладкого. Брам осторожно погладил ее бедра. — Давай тарелку, — сказала она. Он отпустил ее и, вынимая из буфета тарелку, подумал: наверное, надо вести себя решительнее. — И достань еще один бокал, я хочу немного выпить. Накладывая ему еду, она спросила: — Ты тоже получил мэйл насчет исследования твоего генома? Она поставила перед ним тарелку и, обойдя стол, села напротив. — Да. Ты собираешься пройти тест? Он наполнил ее бокал. — По-моему, это интересно. Твою ДНК поместят в банк данных. Тогда можно будет проследить происхождение всех еврейских семей, и родственники смогут найти друг друга, правда? — Мне кажется, это может быть употреблено во зло, — заметил он, передавая ей бокал. — Насколько точно можно проследить родство? — По мужской линии совершенно точно. Y-хромосома целиком передается от отца к сыну. — Еврейская Y-хромосома? — Забавно, да? — Меня это почему-то пугает. — Лехаим, милый, — сказала она. — Лехаим. Они чокнулись и отпили по глотку вина. Рахель заправила волосы за уши, а он глядел на ее полные груди в вырезе рубашки. Шесть лет они были вместе, но Брам никак не мог привыкнуть к тому, что она ему принадлежит; он разглядывал ее, гладил смуглое тело без единого изъяна, ловил трогательно-беспомощное выражение глаз — чувственное и немного испуганное, и мучительно-сладкое желание подымалось в нем, когда она тыльной стороной ладони смахивала капли вина с целованных им губ. В ярком свете кухонных ламп, без капли косметики на лице она выглядела ничуть не хуже, чем в полной боевой раскраске, когда отправлялась на вечеринку. Впрочем, в последнее время они редко куда-нибудь ходили. Когда он наконец закончил свою докторскую диссертацию и превратился в известного, хотя и со спорными взглядами, историка постсионизма, за них взялась израильская желтая пресса. Их называли «нидерландским историком и ослепительной красавицей индианкой, детским врачом». Папарацци фотографировали их на кино- и театральных премьерах, и они немедленно сделались желанными гостями в домах израильских левых. Все это быстро кончилось, когда они решили — вернее, он решил, — что жизнь не обогащается от болтовни под вспышки блицев со звездами мыльных опер, певичками и актерами. Больше никаких премьер, никаких публичных выходов, не имеющих отношения к профессиональной деятельности. Оба работали и пытались вести нормальную жизнь, словно вокруг была нормальная страна, без терактов и оккупированных территорий. — Больше ничего интересного не случилось? — спросила она. «Случилось, — подумал он, поднося ко рту ложку, — меня едва не ограбили трое еврейских мальчишек. Настало время, когда ночью на еврея могут напасть другие евреи. Если бы основатели государства услыхали об этом, они долго хохотали бы в своих гробах. Страна стала нормальной, как все». — Ты имеешь в виду Йохансона? — спросил он. — Ты, черт побери, прекрасно знаешь, что я имею в виду. Конечно, Йохансона. Ты говорил с ним? — Да. Какая вкусная штука. — Почему же ты ничего не рассказываешь? — Хотел сделать тебе сюрприз. Она выжидательно смотрела на него: — Значит — согласился? Что ж ты мне не позвонил? Он отправил в рот еще одну ложку еды и сказал: — Я говорил с ним в одиннадцать вечера, и я отказался. — Что?! Совсем обалдел? — возмущенно выкрикнула она. — Отказался? Так мы не едем? Я думала, тебе хочется уехать. Мы столько раз это обсуждали, и мне всегда казалось, что ты… — Я думал, ты будешь согласна с любым моим решением. Он накрыл ладонью ее руку. — Я была совершенно уверена, что тебе хочется поехать, — сказала она и убрала руку, внимательно и недоверчиво глядя на него. — А потом я снова позвонил ему полчаса назад. И сказал, что подам документы на конкурс. Секунду она молчала, как бы свыкаясь с его словами, побеждая недоверие к ним, и, наконец, улыбнулась: — Боже… так мы — едем? — Да. По крайней мере, если Йохансон сдержит свое обещание. — В Америку, — прошептала она. — Да. Она прикусила нижнюю губу и опустила глаза. Потом поднялась и обошла стол. Он положил вилку, повернулся к ней, не вставая со стула, взял за талию и посадил к себе на колени. И тут по ее щекам потекли слезы. Она спрятала лицо в ладонях. Он обнял ее за плечи. — Милая моя, я подумал, что тебе тоже хочется поехать и ты считаешь, что Бену там будет лучше. Милая моя. Она отерла слезы рукой и, кивнув, глубоко вздохнула. — Извини, я совсем расклеилась — наверное, это как-то связано с переездом. Переезжать, знаешь ли, не самая сильная моя сторона. Впрочем, оставаться — тоже. Они поцеловались, и он подумал, что теперь знает вкус ее слез. Потом она улыбнулась и сказала, смахивая слезы: — Извини, расскажи лучше про Йохансона. Когда ему надо было куда-то ехать, она начинала беспокоиться за несколько дней, а по мере приближения даты отъезда все больше мучилась сомнениями: зачем ему это надо, не лучше ли остаться дома, достаточно ли безопасно лететь, не будет ли проблем с паспортом на границе и не взять ли ему в дорогу походную аптечку? Последние две ночи перед его отъездом она не спала. И звонила по нескольку раз в день, пока он не возвращался. |