Онлайн книга «Склейки»
– Компромат был.– Поняв, что придется растолковывать каждую мелочь, Егор шумно выпускает воздух через нос и продолжает: – Но им был нужен не всякий компромат. – Как это? А какой? – Вот смотри.– Егор наклоняется ко мне близкоблизко. Его нос теперь смотрит прямо в вырез моей нескромной маечки. Я зябко повожу плечами, и Дима, пододвинувшись, обнимает меня рукой за плечи, чтобы согреть.– Был я в областной администрации, и на столе у начальницы пресс-службы, когда она вышла, видел интересную записку, что, мол, жители областного центра платят за тепло и горячую воду сто сорок процентов от стоимости услуги. А что мэр кричит вместе с энергетиками? Что горожане платят восемьдесят процентов, и разницу покрывает город. Так? – Так. – Это компромат на мэра? – Ну...– отвечаю, посомневавшись: ожидаю подвоха,– думаю, что да, компромат. – А они его опубликуют? – Нет? – Конечно, нет. – А почему? – Потому что за городскими энергетиками стоят областные, за ними – федеральные, а значит, не все деньги оседают в городе... – И если они об этом начинают говорить, получится – пчелы против меда? – Конечно! И так если не во всем, то во многом. – И что получается? – А получается хитрая вещь: значит, им нужен такой компромат, который не затрагивает никого, кроме мэра,– раз, и который можно доказать в суде – два. А доказательства должны быть железными, потому что дураку ясно, что мэр без боя не сдастся. Егор рассказывает, и все кажется мне таким простым и логичным, что даже странно, как я могла не додуматься до этого сама. Но дальше достроить цепочку почемуто не могу. – А Волков...– Я даже не могу сформулировать вопрос, но Егор подхватывает сам. – Волков,– говорит он,– вполне мог собрать и кристаллизовать именно такую информацию. Он же не дурак и в теме. – Так.– Я тру висок, чтобы вспомнить все, что было непонятно, прояснить все вопросы.– Значит, получается, что Волков сначала собирал информацию для себя и хотел передать ее Эдику. А потом на него наехали, и он резко передумал. И тогда получается, что Эдик, зная, что документы есть, достал их сам, и появилась та кассета. А Волков продолжил собирать компромат, но делиться им уже ни с кем не собирался. И что же потом? – А потом,– Егору, похоже, нравятся такие головоломки,– дочка Волкова начинает встречаться с сыном мэра. – И? – Ну что и?! Оксана, в самом деле! Волкову надо выбирать между губернатором и дочерью. – И он не хочет отдавать компромат? – Видимо, да. – А Эдик? – Давайте думать... Мы вынужденно замолкаем, потому что мимо нас вереницей проходят в зал окоченевшие на улице диджеи. – Смотрите,– говорит Егор.– Волков хочет, чтобы о компромате все забыли. А у Эдика есть кассета. Эдик, как и все, знает, что изменилась расстановка сил. А деньги он любил всегда. Тогда логично предположить, что Эдик решился на шантаж. Не зря же кассета появляется в офисе в день убийства. – Значит, Волков? – с дрожью в голосе спрашиваю я. Меня трясет от страха, от того, что я теперь знаю ответ, и огромный камень сваливается у меня с души. – Или охранник,– задумчиво произносит Димка. – Что, собственно, одно и то же...– констатирую я. – А вот этого, ребят, я уже сказать не могу. Все, что знал,– сказал. Тон Егора меняется, он снова игрив. Егор встает с диванчика и протягивает мне руку: – Оксаночка, ты танцуешь? – Ну да.– Я не ожидала такого вопроса и отвечаю с сомнением, не зная, как посмотрит на это Димка. – Тогда пойдем, потанцуем? – Егор провожает меня к залу, откуда уже слышится начало медляка, и у самой двери обнимает за талию, ведя в танце. Мы медленно подтанцовываем к елке, где топчутся все остальные. Чтобы разбить затянувшееся молчание, я спрашиваю: – А почему вы ушли с телевидения? – А где мне там работать, Оксана? В новостях? Так я уже не мальчик, чтобы бегать и снимать всякие выставки. – Ну почему,– возражаю со смехом,– вот на областном телевидении все «Новости» пенсионного возраста. – Так они больше ничего не могут. А я – умный.– Егор улыбается и сжимает мою ладонь сильнее, чем хотелось бы. – А политическая программа? У вас, как я понимаю, была своя программа? – Была. Итоговая. Аналитическая. Но кому это сегодня надо – анализировать политику? Настоящий анализ уже никому не нужен. Нужно, чтобы журналист мочил того, кого скажут,– заказуха. А это, во-первых, не интересно мне, а во-вторых – зрителям, потому что зрители не дураки, все понимают и программы такие не смотрят. В девяностые было интересно. Сейчас – смертная скука. – А чем вы сейчас занимаетесь? – Да так... Разным там...– Егор не договаривает и только крепче прижимает меня к себе. Мне неприятно, но тут за его плечом появляется Дима. – Егор, разреши? – говорит он и выдергивает меня из Егоровых рук. Мелодия заканчивается, мы идем за столик и видим, что Егор уже там, сидит в окружении Лизы, Анечки и Надьки и хохочет. – Оксана,– говорит он, протягивая мне листок бумаги,– вот тут номер моего мобильника, если надо будет что-то уточнить – звони. Я беру листок и благодарю. Мне наливают вина, мы чокаемся со всеми подряд, смеемся, болтаем, а когда я вспоминаю про Егора и оборачиваюсь, его уже нет. Я пьяна, голова кружится, и Дима, вызволив из гардероба мою шубу, выводит меня на свежий воздух. Метель бьет в лицо, снежные ленты вплетаются в мои волосы, путаются в кудряшках. Дима то и дело кутает меня в воротник и обнимает, чтобы я не замерзла. – Слушай,– я сейчас на тонкой грани между опьянением и трезвостью, в том состоянии, когда мозг свободен и не скован,– если убили Волков и охранник, то значит, они и выкрали кассету? – Ну да,– отвечает Дима, заботливо стряхивая снег с моих волос.– Тем более что им и была нужна кассета. – А как они узнали, что она у меня? Дима не может ответить; похоже, его не слишком заботит ответ, и меня это задевает. Подстегнутый раздражением мозг работает в полную силу. – Как Волков и его охранник могли вернуться в офис после эфира так, чтобы их никто не видел? Почему Эдик не поехал домой? Почему остался ждать их? Почему такие серьезные вопросы надо было решать в переполненном офисе? Зачем Эдик надел свои игрушечные наручники? Почему потерялась кассета, и если Эдик ее спрятал, то почему в такое странное место – у косяка балконной двери? Я загибаю пальцы, перечисляя вопросы и неясности. Димка берет мой покрасневший кулачок в свою большую руку и дует на него, согревая. |