Онлайн книга «Склейки»
– Стоп! Стой! Барсетка была... Моя... Тут... Вот,– и палец его принялся тыкать во все углы. Беспомощно оглядываясь и стремясь как можно скорее отделаться от пьяного Эдика, Сашок наконец увидел висящую на вешалке барсетку: ее уголок выглядывал из-под чьей-то куртки. – Эдик, вот это не она? – Она.– Эдик обрадовался и даже заплясал на месте. Подтягивая упирающегося Сашка за локоть, он начал заговорщически подмигивать сразу двумя глазами и подхихикивать, призывая повеселиться вместе: – Иди, чего покажу! – зашептал он. Сашку пришлось идти, пришлось терпеть долгий и бессмысленный ритуал извлечения барсетки из-под куртки, и, конечно, куртка при этом оказалась на полу, и Эдик снова раскудахтался, пытаясь навесить ее хотя бы на компьютерный монитор и прижимая к губам указательный палец. Наконец мучения закончились. – Во! – объявил Эдик, вынимая из барсетки пухлую пачку денег. Сашок даже обомлел при виде такой беспечности: каждый знал, что оставлять ценные вещи в офисе нельзя. Тут был проходной двор, и многое – от кружки до ноутбука – могло таинственным образом исчезнуть. Сжимая в кулаке деньги, погромыхивая наручниками, Эдик выплыл из кабинета. На столе осталась его повалившаяся набок, расстегнутая барсетка, из которой медленно, будто озираясь, выползали ключи, водительские права, паспорт и еще какие-то документы. Сашок, вздохнув, все подобрал и повесил барсетку обратно на вешалку. – Ну вот, а потом мы монтировали: подкладывали музыку, так что ничего не слышали, потом еще выпили. И я сразу ушел домой. – А ты не помнишь, дверь на этаж была открыта? Говорят, кто-то подпер ее книжкой. Сашок надолго задумывается и шевелит в воздухе рукой, словно именно рука вспоминает процесс открывания двери. – Закрыта,– уверенно говорит он.– Точно, закрыта: я еще долго не мог попасть пальцем в кнопку, чтобы ее открыть. Данка возвращается, когда я вовсю уже пишу сюжет. Она устало садится за стол, и волосы, всколыхнувшись, опадают ей на лицо остывающим пеплом. – Ну что? – спрашивает она.– Все нормально? – Да.– Я понимаю, что спрашивать она может только о сюжете.– Нормально. Пишу. – Отлично.– Данка выдыхает свою усталость в душный офисный воздух.– Так, новости собрала, что теперь? И она смотрит на меня. Я отвечаю ей только взглядом: понимаю, что она устала, и ответ мой ей не нужен. – Теперь гостей поискать в эфир на следующую неделю. Данка нагибается и выдвигает ящик стола, чтобы снова достать из него наш потрепанный, скрепленный при помощи степлера, самодельный телефонный справочник. Это движение так ясно напоминает мне о рассказе Сашка, что я не могу удержаться и говорю: – Дан, а ты знала, что у Эдика с собой было много денег?Данка замирает. – Точно! – говорит она, поднимая указательный палец, на ногте которого ярко сияет страза, и остается сидеть, наклонившись к ящику, но так его и не открыв.– Он так и не съездил... Пойдем покурим? Я покорно кутаюсь в куртку и иду с Данкой на узкий и длинный балкон, где никого нет, и только длинная сосулька на козырьке роняет вниз сверкающие капли талой воды. – Он же к тестю...– Данка, закуривая сигарету, делает паузу,– ...ездил в то утро,– и она выдыхает облачко дыма, смешанное с паром ее дыхания.– Он меня просто достал тогда с этими деньгами: не понимаю, почему я до сих пор о них не вспомнила. В общем, ты же знаешь, что машины и квартира у Эдика с Лапулей – от тестя. Ну вот, мало того, он им еще оплачивает страховку, запчасти, ремонт... И Эдик в то утро по-быстренькому собрался к тестю и привез пачку денег, вроде он говорил, что там было тысяч шестьдесят, около того... – Шестьдесят? – Конечно.– Данка кивает и плюет в чистое небо струей сигаретного дыма.– КАСКО на две машины, резину поменять, еще там...– И рука с сигаретой описывает в воздухе неопределенную окружность.– Он хотел в тот же день и съездить... Только приехал и – помнишь? – сразу завертелся: в дирекцию его потащили, потом что-то еще. И вот он мне весь вечер до эфира ныл, что никуда не успевает, и махал этими деньгами. Главное, барсетку свою таскал все время с собой – под мышкой. – А Сашок сказал, что барсетка висела на вешалке. – Ну правильно! – Данка таращит на меня полные возмущения редакторские глаза.– Он повесил ее под куртки и попросил меня присмотреть, пока переодевается на эфир. А потом его опять кто-то отвлек. Вот так. – А куда делись деньги? – спрашиваю я. – Я не знаю,– придерживая себя за локоть, Данка стряхивает пепел вниз, на улицу.– Я же ушла еще до начала эфира. – Эдик же просил тебя присмотреть за барсеткой. – А я что, охранник? Я дела закончила и пошла. Кто знает, что там, под куртками – деньги? Он только мне сказал... Данка уже выкурила сигарету, но все еще держит ее, потухшую, в руках, мнет напряженными пальцами. – Значит, деньги...– произносит она наконец. – Сашок говорит,– поясняю я,– что Эдик пришел и взял их из барсетки. Значит, милиция должна была их найти. – А зачем он их взял? – Не знаю. Наверное, вспомнил и решил держать их поближе к себе. – А почему без барсетки? – Так он же был совсем пьяный... Мало ли что пришло в голову... – Пьяный? – Данка высоко поднимает ухоженные брови, и удивленное выражение надолго остается на ее лице. – Как же узнать, нашла ли милиция деньги? – Я заглядываю ей в глаза, словно прошу решить для меня эту проблему. Данке самой интересно, и она говорит: – Сейчас попробуем. Из плотного кармана кожаных брюк Данка извлекает плоский телефон, к которому на цепочке прицеплена какая-то блестящая фитюлька, и набирает номер. – Алло, Олечка? – говорит она, отворачиваясь от меня, словно так ей лучше слышно.– Как ты? Я просто так звоню, спросить, как у тебя дела. Нормально? Ты не одна там? У родителей живешь? Это хорошо. Данка долго слушает и кивает, сделав сочувственное лицо, хотя Лапуля все равно ее не видит. – Понятно... Да... Да... Понятно...– твердит она, перекладывая трубку от одного уха к другому. – Олечка, я вот еще что хотела... Я тут вспомнила, что у Эдика с собой были деньги... Что? Да. Нет. Он их в офис привез, а в страховую не успел. И в сервис не успел. Его Виталь к себе в кабинет утащил. Да. Да, конечно. Правда? Данка замирает, прислушивается, а потом беспомощно шепчет: – Олечка, ну что ты... Что ты... Ну не плачь, правда... |