Онлайн книга «Битва за Рим»
В конце июня Друз был вынужден приостановить проведение в жизнь своей программы: наступил летний перерыв, во время которого заседания Сената и комиций не проводились. Обрадовавшись передышке — ибо общая усталость и апатия начали заражать и его, — он тоже покинул Рим. Свою мать с шестью вверенными ее заботам детьми он отправил на свою роскошную приморскую виллу в Мизену, а сам навестил сначала Силона, затем Мутила, после чего в компании обоих проехал по всей Италии. Во время этого путешествия от него не укрылось, что народности центральных районов полуострова готовы начать войну. Проезжая с Силоном и Мутилом по пыльным дорогам, он видел целые легионы хорошо вооруженных солдат, которые проводили учения вдали от римских и латинских поселений. Но он ничего не говорил и не задавал вопросов, веря в глубине души, что в конце концов эти военные приготовления не пригодятся. В ходе своей беспрецедентной законодательной кампании ему удалось убедить Сенат и народное собрание в необходимости реформ в области судопроизводства, структуры Сената, общественного землевладения и распределения продовольствия. Ни Тиберий Гракх, ни Гай Гракх, ни Гай Марий, ни Сатурнин не сделали столько, сколько он; никто из них не ввел в действие такое количество содержательных законов — причем без какого-либо нажима, без оппозиции со стороны сенаторов или сословия всадников. В него верили, его уважали, ему доверяли. Теперь он знал, что, когда он объявит о своем намерении дать право голоса всему населению Италии, они позволят ему увлечь себя — пусть даже не разделяя его убеждений. Он сможет это сделать! И в результате он, Марк Ливий Друз, заручится безоговорочной поддержкой четверти всего населения романского мира, ибо присягу на верность ему давали по всему полуострову, даже в Умбрии и Этрурии. * * * Дней за восемь до возобновления деятельности Сената на сентябрьские календы Друз приехал на виллу в Мизене, чтобы слегка передохнуть перед тяжкими трудами. Там он нашел подлинный источник радости и утешения в своей матери. Остроумная, проницательная, общительная, красноречивая, она почти по-мужски воспринимала этот, в конечном счете, мужской мир. Живо интересуясь политикой, она с гордостью и удовольствием следила за тем, как ее сын проводит в жизнь свою законодательную программу. Либеральная традиция рода Корнелиев вселила в нее предрасположенность к радикализму. Однако вторая, консервативная часть натуры Корнелиев порождала в ее душе одобрение при виде того, как мастерски ориентируется Друз в реалиях и настроениях Сената и народного собрания. Ни нажима, ни принуждения, ни угроз, никакого иного оружия, кроме золотого голоса и серебряного языка — именно таким и должен быть великий политик! Она от души радовалась, что Друз пошел не в своего тупоголового, твердолобого, близорукого отца. Он явно пошел в нее! — Ты блестяще справился с продвижением закона о земле и низшем сословии, — сказала она сыну. — За чем очередь теперь? Друз глубоко вздохнул, взглянул на нее в упор и ответил: — Я дарую законодательным путем всем жителям Италии полноту гражданских прав, которыми пользуются сегодня римляне. — Ах, Марк Ливий! — воскликнула мать, став белее полотна. — Они не мешали тебе действовать до сих пор, но этого они не допустят! — Почему же? — спросил Друз, искренне удивленный, ибо уже привык верить в свою способность совершать то, что никому не под силу. — Ограждать право гражданства от чужих посягательств было завещано Риму богами! — произнесла все еще бледная от ужаса мать и схватила его за руку. — Даже явись посреди Форума сам Квирин и повели им предоставить гражданские права остальным — они бы не пожелали этого сделать. Марк Ливий, откажись от своей затеи! Умоляю тебя, и не пытайся! — Я поклялся сделать это, мама. И сделаю. Бесконечно долгое мгновение они пристально смотрели друг на друга; его глаза были полны решимости, ее — страха за сына. Затем Корнелия вздохнула и пожала плечами: — Что ж… вижу, я не в силах тебя отговорить. Недаром ты правнук Сципиона Африканского. Ах, сын мой, сын! Они убьют тебя! — Для чего им это, мама? — Друз удивленно приподнял брови. — Я ведь не Гай Гракх, не Сатурнин. Я действую строго в рамках закона и не угрожаю интересам ни отдельного человека, ни mos majorum. Слишком огорченная, чтобы продолжать разговор, Корнелия встала: — Идем к детям. Они скучали по тебе. Если последняя фраза и была преувеличением, то небольшим: Друз успел приобрести у детей некоторую популярность. Уже на подходах к детской стало ясно, что там бушует ссора. — Я тебя убью, Катон! — донесся до них крик Сервилии. — А ну, хватит, Сервилия! — входя, приказал Друз тоном, не допускающим возражений, поскольку угроза в голосе девочки звучала нешуточная. — Катон твой брат, и ты не должна его обижать. — Если он только попадется мне один на один, ему не поздоровится, — угрожающе пробормотала девочка. — Не попадется, госпожа Нос Шишкой! — выкрикнул Цепион-младший, выступая вперед и становясь между нею и Катоном. — И вовсе у меня нос не шишкой! — вскинулась Сервилия. — Шишкой, шишкой! — не унимался Цепион. — Отвратительный носище, бр-р-р! — Успокойтесь! — прикрикнул Друз. — Вы хоть когда-нибудь перестаете ссориться? — Да! — откликнулся с готовностью Катон. — Когда деремся! — А как нам не ссориться, когда он тут? — спросил Друз Нерон. — А ты заткнись, чернорожий Нерон! — выкрикнул вновь Цепион-младший, вступаясь за Катона. — Я не чернорожий! — Чернорожий, чернорожий, чернорожий! — упрямо повторял, сжав кулаки, Катон. — А ты не Сервилий Цепион! — заявила Цепиону-младшему Сервилия. — Ты потомок рыжего галльского раба и случайно затесался к нам! — Нос Шишкой! Нос Шишкой! Мерзкий, страшный Нос Шишкой! — Замолчите! — не выдержал Друз. — Сын раба! — прошипела Сервилия. — Дочка кретина! — выкрикнула теперь Порция. — Свинья конопатая! — не осталась в долгу Лилла. — Садись, — невозмутимо обратилась к сыну Корнелия. — Пусть они закончат — и тогда обратят на нас внимание. — Они все время поминают предков? — спросил Друз, стараясь перекричать детский гвалт. — Разумеется, раз здесь Сервилия. Сервилия, в свои тринадцать лет уже совершенно сформировавшаяся, миловидная и себе на уме, должна была бы покинуть детскую компанию еще года два или три тому назад, но в наказание за вздорность ее оставили с младшими. И теперь Друз засомневался, не совершили ли они тем самым большую ошибку. Лилле недавно исполнилось двенадцать, и она тоже взрослела на глазах. Ее лицо, смуглое, еще более миловидное, чем у сестры, но открытое и проказливое, сразу давало исчерпывающее понятие о ее характере. Третьим в группе старших детей, неизменно поддерживавшим девочек, был приемный сын Друза, Марк Ливий Друз Нерон Клавдиан, девяти лет. Его отличала красота, свойственная роду Клавдиев, — смуглая и суровая. Мальчик был, увы, не слишком умен, но приятен в общении и послушен. |