Онлайн книга «Роковое совпадение»
— Если даже я не могу себя простить, — наконец произношу я, — как это сделают двенадцать посторонних людей? Открывается дверь и входит Калеб. Неожиданно воздух накаляется, как перед грозой. Фишер смотрит на меня — ему известно, что мы с Калебом живем раздельно, — сминает салфетку и бросает ее в корзину. — Калеб, вам осталась пара кусочков. — Он встает. — Пойду позабочусь о том… о чем мы говорили, — туманно говорит Фишер и торопливо выходит. Калеб садится напротив. Часы на стене спешат на пять минут. Они тикают так же громко, как стучит мое сердце. — Есть хочешь? — спрашиваю я. Калеб проводит пальцем по острому углу коробки с пиццей. — Умираю с голоду, — признается он. Но даже не пытается взять кусочек. Мы вместе наблюдаем, как его пальцы ползут по столу, как он берет мою руку в свои. Он придвигает стул и склоняет голову к нашим сцепленным рукам. — Давай начнем все сначала, — бормочет он. Если я в чем и убедилась за эти месяцы, так это в том, что ничего нельзя начать сначала, продолжаешь жить с ошибками, которые совершил. В то же время Калеб давным-давно научил меня: без фундамента ничего не построишь. Возможно, мы учимся жить, понимая, как жить нельзя. — Давай просто продолжим с того места, где остановились, — отвечаю я, прижимаясь щекой к макушке мужа. Как далеко может зайти человек… и продолжать жить в ладу с собой? Эта мысль не дает Патрику покоя. Есть поступки, совершив которые легко находишь оправдания: убийство во время войны, воровство, когда умираешь от голода, ложь во спасение собственной жизни. Но стоит сузить обстоятельства, примерив их на себя или своих близких, — и внезапно вера человека, который посвятил свою жизнь моральным принципам, серьезно колеблется. Патрик не винит Нину за то, что она застрелила Глена Шишинского, потому что в то мгновение она искренне верила, что это единственный выход. Точно так же он не считает то, что они занимались любовью в канун Рождества, неправильным. Он ждал Нину много лет; когда же наконец она стала принадлежать ему — пусть всего на одну ночь! — то, что она замужем за другим, не имело значения. Кто сказал, что связь между Патриком и Ниной слабее только потому, что не скреплена официальной бумагой? Оправдание — удивительная вещь: возьмите четкие линии и растушуйте, чтобы честь стала такой же податливой, как ивовый прут, и нравственность лопается, как мыльный пузырь. Если Нина решит бросить Калеба, Патрик тут же окажется рядом, и он найдет множество причин оправдать свое поведение. Сказать по правде, об этом он позволял мечтать себе в мягкие серые моменты полудремы, пока не забудется сном. Надежда — его бальзам для реальной жизни, и если Патрик хлебнет его побольше, то иногда даже рисует в воображении их совместную жизнь. Но, с другой стороны, остается Натаниэль. И этого Патрику никак не изменить. Он может найти рациональное объяснение, почему влюбился в Нину, он даже может найти рациональное объяснение, почему она влюбилась в Калеба. Больше всего на свете ему хочется, чтобы Калеб исчез из ее жизни. Но Калеб не только муж Нины, он еще и отец ее ребенка. И Патрик не в силах взять на себя ответственность за то, что разрушит детство Натаниэля. Если Патрик так поступит после всего, что произошло, как она сможет его полюбить? В сравнении с преступлением такого масштаба то, что он собирался сделать, кажется сущим пустяком. Он смотрит на Квентина Брауна из-за свидетельской трибуны. Прокурор ожидает, что все пройдет гладко, — так же гладко, как во время репетиции. В конце концов, Патрик — офицер полиции и выступать в суде ему не привыкать. Насколько Брауну известно, несмотря на дружбу с Ниной, он на стороне обвинения. — Вам было поручено расследовать дело Натаниэля Фроста? — спрашивает Квентин. — Да. — Как подсудимая отреагировала на то, что вы ведете это дело? Патрик не может смотреть на Нину, пока не может. Не хочет себя выдавать. — Она была очень встревожена. Не такой ответ они репетировали. Патрик видит, как Квентин размышляет над ответом, а потом скармливает ему отрепетированный вопрос: — Вы когда-нибудь замечали, чтобы она теряла самоконтроль во время расследования этого дела? — Временами она теряла рассудок. Ее сын не разговаривал. Она не знала, что делать. — Патрик пожимает плечами. — А кто бы не растерялся в такой ситуации? Квентин бросает на него уничтожающий взгляд. Свидетелю не следует за трибуной отпускать свои комментарии. Это нежелательно. — Кто был первым подозреваемым по делу о растлении ребенка? — У нас не было подозреваемого, кроме отца Шишинского. Сейчас у Квентина такой вид, будто он готов его задушить. — Вы еще кого-нибудь вызывали на допрос? — Да. Калеба Фроста. — Почему вы его вызвали? Патрик качает головой: — Ребенок использовал для общения язык жестов. Называя своего обидчика, он использовал жест «отец». Тогда мы не поняли, что он означает «святой отец», а не «папа». — Он смотрит прямо в глаза Калебу, сидящему в первом ряду, за спиной у Нины. — Это была ошибка, — говорит Патрик. — Какая реакция была у подсудимой, когда ее сын жестом показал «отец»? Фишер встает с места, готовый протестовать, но Патрик поспешно отвечает: — Она отнеслась к нему очень серьезно. У нее всегда на первом месте стоял сын. Сбитый с толку адвокат садится на место. — Детектив Дюшарм… — перебивает его прокурор. — Я еще не закончил, мистер Браун. Я хочу сказать, что уверен: внутри у Нины Фрост все разрывалось от боли, но она получила ордер на арест своего мужа, потому что считала: это лучший способ защитить Натаниэля. Квентин приближается к Патрику и сквозь зубы, так, чтобы слышал только свидетель, шипит: «Что, черт побери, ты вытворяешь?» Потом поворачивается к присяжным: — Детектив, в какой момент вы решили арестовать отца Шишинского? — После того как Натаниэль сделал устное признание, я поехал с ним поговорить. — И сразу арестовали? — Нет. Сперва я надеялся, что он во всем признается. Мы всегда надеемся на это, когда речь идет о растлении малолетних. — Отец Шишинский когда-нибудь признавал, что совершал акт сексуального насилия по отношению к Натаниэлю Фросту? Патрик довольно часто бывал в судах и знает, что этот вопрос явно недопустим, поскольку ответ основан на показаниях с чужих слов. И судья, и прокурор смотрят на Фишера Каррингтона, ожидая, что он будет протестовать. Но адвокат Нины уже все понял. Он сидит за столом защиты, сложив руки, и следит за тем, как разворачиваются события. |