Онлайн книга «Миланский черт»
— Шиацу? — спросил доктор Штаэль через круглое отверстие в массажном столе. — В том числе. Соня положила большие пальцы на ямки над ягодичными мышцами и начала мелкими глубокими круговыми движениями подниматься вдоль позвоночника к шее, а потом, почти не касаясь кожи, возвращать руки к исходной точке. К концу первого года обучения она в первый раз восприняла массаж как творческий процесс. В то время она, как и многие ее товарищи по учебе, терзалась сомнениями, не ошиблась ли она в выборе профессии. — Ремонтно-профилактические работы — это, похоже, не для меня. Мне больше по душе творческая работа, — сказала она однажды своему учителю массажа. И он ответил ей: — Что является вашим исходным материалом? Перекошенный, съежившийся, затвердевший, засохший сгибатель спины. А конечным результатом? Эластичная, мягкая, гибкая мышца с прекрасным кровоснабжением. Рассматривайте это так. Из качественно неполноценного материала вы создаете нечто новое. Соня, хотя и отнеслась довольно скептически к такой точке зрения, но уже через несколько дней поймала себя на том, что действительно получает нечто вроде творческого удовлетворения от массажа измученного люмбаго пациента. Подкожная клетчатка доктора Штаэля в области поясницы была жесткой на ощупь. Соня положила большие пальцы на нижние остистые отростки, захватила остальными пальцами кожу, натянула ее на большие пальцы, как на ролики, и отпустила. Потом еще и еще, пока поверхностные слои не расслабились настолько, что ей удалось пробиться к мышцам. Она принялась осторожно, но жестко «месить» их. Из невидимых динамиков лилась тихая медитативная музыка. Звуки тибетских флейт и музыкальных тарелок «ролмо», шум тропического леса и голоса животных сливались с глубоким дыханием пациента и ритмичным дыханием массажистки. Соня работала как в трансе. Приподняв правой рукой лопатку доктора Штаэля, она принялась мелкими круговыми движениями кончиков пальцев левой массировать подлопаточную мышцу. Аромат массажного масла — лаванды, лимона и миндаля — смешивался с запахами его геля для волос и лосьона, исходившего от ее собственного разогретого тела. Соня взялась за его трапециевидную мышцу над правым плечом. Доктор Штаэль тихонько застонал. Она осторожно начала массировать мышцу, чувствуя ее каменную плотность и напряженность и медленно продвигаясь к шее, потом к затылку и обратно. Мышца под ее пальцами постепенно изменилась на ощупь: она стала более эластичной и мягкой. Она изменила свою форму. Стала угловатой, сохранив при этом гибкость. Теперь она напоминала на ощупь линейку, сделанную из теста. И у этой формы был вкус — горький, как ангостура. [17] — Почему вы остановились? — спросил доктор Штаэль. Соня, растопырив пальцы, терла ладони о бедра. Он повернулся на бок и посмотрел на нее. — Вам плохо? Она покачала головой. — Уже прошло. — Вы уверены? Она кивнула. Доктор Штаэль опять лег на живот. Соня, взяв себя в руки, снова принялась массировать мышцы его шеи. Теперь они были совершенно нормальными на ощупь. Исчез и горький вкус у нее во рту. Она продолжила работу. — Если вам нужно прервать сеанс, не стесняйтесь, скажите мне. Я врач и хорошо понимаю, что такое плохое самочувствие. — Это не связано с физическим здоровьем. — А физическое здоровье — это как раз не по моей части. Соня перешла на другую сторону и принялась за левую часть плечевого пояса. И вдруг неожиданно для себя произнесла: — Ваш musculus trapezius [18] вдруг стал на ощупь четырехугольным, как линейка. — Он и мне самому иногда кажется четырехугольным. — И горьким на вкус, как ангостура. — На вкус? — Я чувствую вкус предметов, вижу звуки, обоняю цвета… ну, и так далее. — Вы синестетик? — Сине… что? — Синестезия в переводе с греческого означает одновременное ощущение, совместное чувство. Это явление восприятия, когда при раздражении одного органа чувств возникают и ощущения, соответствующие другому органу чувств. Звуки обретают цвета или формы, прикосновение вызывает вкус или запах. — Значит, такое бывает и с другими? — Не часто. Разве вам никто этого не говорил? — У меня это началось недавно. — Когда именно? — Пару недель назад. — А до этого никогда не было? — Нет. — И в детстве тоже? — Нет. Доктор Штаэль задумался. — Это чревато чем-нибудь неприятным? Вместо ответа он спросил: — Вы левша? — Да. — Большинство синестетиков — женщины-левши. Он опять замолчал. Соня накрыла ему полотенцем спину и плечи, обнажив ноги. Потом взяла на ладонь еще немного масла и смазала его правую ногу. Положив ладони одну за другой на щиколотку, она с силой разгладила икру и, почти не касаясь кожи, вернула руки в прежнее положение. — А когда вы учились писать — каждая буква имела свой цвет? Соня остановилась. — Да. И это так и осталось. — Хм… А как у вас с памятью? — Не жалуюсь. — А точнее? — У меня фотографическая память. Я ничего не забываю. — Хорошо. — А я не вижу в этом ничего хорошего. Моя голова переполнена образами, которые я хотела бы забыть. — Я имел в виду — хорошо для постановки диагноза. У вас налицо все признаки синестезии. — Вы ведь сказали, что она проявляется еще в детстве. — Если вы видите буквы в цветах, то это уже одна из форм синестезии. Соня продолжила работу. Она принялась разглаживать бедро, ослабляя давление лишь на чувствительной подколенной ямке. — И у вас это постоянно? — Нет, время от времени. Как, например, только что. Музыка изменилась: вместо флейты с «ролмо» зазвучала арфа с «ролмо». Молчание доктора Штаэля беспокоило Соню. — Это может быть чем-то спровоцировано? Он подумал несколько секунд. — Наркотиками. Не было ли в вашей жизни каких-нибудь историй, связанных с подобными вещами? — Нет. |