
Онлайн книга «Улица отчаяния»
— Да чего там тянуть, — прошептал Макканн уголком рта, — давай уж сразу со всем и покончим. Краем глаза заметив, что пролетарский герой чуть качнулся вперед, я судорожно взвизгнул и схватил его за плечо; вышибалы снова насторожились. — Господи, Макканн, — взмолился я, — да не делай ты пока ничего! Подожди минутку, пожалуйста! Макканн покачал головой и хищно взрыкнул, но и только. Из двери за стойкой бара доносился голос управляющего. Время ползло с черепашьей медлительностью. Все так же шипела вода, четырехдольный ритм искалеченного вентилятора вытягивал секунды, как кишки из вспоротого брюха. Ковер под нашими ногами все более походил на болото. Вышибалы беспокойно переминались с ноги на ногу. И наконец из двери за стойкой показалась плюгавая фигурка с сигарой. Мое сердце колотилось в такт павшему вентилятору, сотрясая меня с головы до ног; думаю, его грохот можно было услышать даже на улице. За эти немногие минуты управляющий весь побледнел и как-то сник; в одной его руке были мои карточки, в другой — амексовский ваучер. По мне прокатилась волна облегчения, острого, как оргазм. — Мистер Уэйр? — сказал управляющий и откашлялся; я кивнул. — Не могли бы вы и ваш… друг пройти со мной? У меня едва не подкосились ноги. Мне хотелось разрыдаться. Макканн недоуменно переводил глаза с управляющего на меня и обратно. Один из вышибал повернулся к управляющему. Коротышка с сигарой пожал плечами и кивнул в мою сторону. — Вот этот, который здесь, парень, он может купить весь этот долбаный клуб. — Его голос звучал устало, почти скорбно. — По любой из своих карточек. Макканн уронил розочку и уставился на меня. У него отпала челюсть. — Так как мы там договаривались? Пятьдесят тысяч? Управляющий раздумчиво закусил сигару, а затем торжественно изрек: — Плюс НДС. Я хотел было побазарить, но не стал. Вышибала, получивший столом в яйца, успел уже оклематься; он стоял рядом со мной и смотрел, как я заполняю на стойке ваучер, внимательно перепроверяя все цифры. Господи, да мне в жизни не приходилось вписывать в эти бумажки такую сумму. — Просто поразительно, — сказал вышибала, промокая салфеткой небольшую ссадину на лбу. — У меня же есть все ваши альбомы, вы можете такое представить? — Неужели? — пробормотал я, перечитывая ваучер. — Точно. И я ходил на все ваши концерты в «Аполло», и на тот в «Барроулэндз», помните? — Я кивнул. — И на те два в «Ашер-Холле», это в семьдесят девятом, верно? — Мне кажется, в восьмидесятом. — Точно, — радостно кивнул верзила. — Здорово вы, ребята, работали, я всегда так думал. А вы сами так и вообще, ведь это вы писали все песни, верно? — Часть их, — сказал я, подписываясь под ваучером на пятьдесят семь с половиной косых, и скосился направо. Макканн сидел у стойки, одна из официанток заботливо заклеивала его башку пластырем. Он смотрел на меня с каким-то не совсем понятным выражением. — Да нет, — настаивал вышибала, — это вы их все сочиняли, верно? А все остальные, их имена были там так, для понта, верно? — Ну, в общем-то, — промямлил я, не вдаваясь в уточнения. — Ой, подождите секунду, я сейчас, — вскинулся вышибала и куда-то убежал; судя по лицу и голосу, его озарила некая блестящая идея. Управляющий изучал мой ваучер едва ли не внимательнее, чем я его заполнял. Люди из «Амекса» дали ему название и адрес адвокатской конторы, куда они пересылают все мои финансовые документы, я повторил эти данные наизусть, однако коротышка все еще в чем-то сомневался! Вышибала вернулся с пластинкой. Нашей. В некотором роде. Это были «Золотники», жутко окрещенное собрание номеров, выкинутых при окончательном составлении альбомов, да не совсем удачных версий некоторых синглов, выпущенное «Эй-ар-си» уже после распада группы. Хреновая, доложу вам, пластинка; если на ней и было что-то пристойное, так только сверхбыстрый припанкованный вариант «Хайратого любовника из Ливерпуля», мы записали его во время парижских гастролей, в пьяном состоянии и сугубо для хохмы. Я сразу же во всеуслышание заявил, что не имею ко всему этому безобразию ни малейшего отношения, и до сих пор цапаюсь с Риком Тамбером (особенно насчет названия, «Золотники», это ж надо такое придумать). — Мистер Уэйрд, вы подпишете мне ее, ладно? — Вышибала светился чистым мальчишеским энтузиазмом. — Конечно, — вздохнул я. Макканн набрался наглости заказать себе на посошок; теперь он шумно хлебал пиво и метал в мою сторону мрачные взгляды. Вся моя недавняя эйфория, радость, что меня не превратят в тихо поскуливающий мешок дробленых костей, куда-то испарилась. Дружелюбный вышибала сравнил мою физиономию с давним портретом на конверте и радостно улыбнулся. — Ну да, конечно же, это вы. Потрясающе! Вы тут у нас проездом, да? — Да. — Я поднялся с табуретки и вернул управляющему его авторучку; он поместил ее в один внутренний карман с аккуратно сложенным ваучером. — Да. — Вышибала стал вдруг дико серьезным. — Мистер Уэйрд, знаете, я ведь очень сочувствовал. Узнать, что… — Да, понимаю. — (Нехорошо обрывать человека на полуслове, но слушать такое было просто невыносимо. ) — Но я не люблю об этом говорить… вы уж извините. Я пожал плечами и опустил очи долу; он похлопал меня по плечу: — Ничего, мистер Уэйрд, я все понимаю. Голос вышибалы звучал совершенно искренне. «Господи, — подумал я. — Шесть лет, прошло уже целых шесть лет, а люди продолжают обсуждать, словно все это случилось на прошлой неделе». Я одарил своего былого поклонника бледным подобием улыбки, подошел к Макканну: — Ну, как ты там? Пойдем? Макканн кивнул и допил пиво. Мы еще раз принесли свои извинения, пожали вышибалам руки (никто из них не получил серьезных повреждений, зато каждый из них получил по пять сотен) и направились к выходу. С неба валилась какая-то мокрая мерзость; за всю дорогу до Уэст-Найл-стрит, где я поймал такси, ни один из нас не проронил ни слова. — А ты что, действительно тот, что они говорят? — спросил Макканн, стоя перед услужливо распахнутой мною дверцей. Его маленькие серые глаза сверлили меня в упор. На его лице темнели остатки подсохшей крови. — Да. — Я посмотрел на темную, блестящую мостовую, а затем снова ему в глаза. — Да, тот самый. Макканн кивнул, повернулся и побрел прочь. Я стоял, держась за холодную ручку распахнутой дверцы, и смотрел на медленно удаляющуюся спину. Порывистый ветер бросал в яркие прямоугольники витрин мокрую, взвихренную крупу. Над черным зеркалом мостовой плыли огоньки фар и стоп-сигналов, под уличными фонарями широкими воронками завивался выхваченный оранжевым светом снег. |